а что делать ни в коем случае не следует. Несмотря на то, что на лекциях и практических занятиях Исаак абсолютно ничего не мог запомнить и понять, книгу про Смотрящего он запомнил чуть ли не досконально, и рекомендации, которые в ней приводились, казались ему сейчас нисколько не менее логичными, чем то, что ему вдалбливали в голову на занятиях.
Рюкзак валялся на полу ровно на том месте, где его и скинули, терпеливо ожидая своего хозяина. Исаак аккуратно поднял его, достал оттуда несколько старых карандашных огрызков, блок с листами и выскреб оставшиеся там с незапамятных времен крошки и другие миниатюрные частицы.
- Настрадался ты, конечно.
Он закинул в рюкзак небольшую бутылку с водой, оставшуюся у него с прошлой недели в тумбочке. На всякий случай завернул в старые пожелтевшие листы конспекта свой небольшой, ничем не приметный нож, оставшийся у него с прошлого года, когда они с Петром незаметно умыкнули пару столовых приборов из буфета. Этот нож отправился на дно рюкзака, дожидаться своего часа в случае опасности. Хотя Исаак очень сомневался в его пригодности там, но тем не менее решил, что для некоторого мнимого успокаивающего эффекта наличие холодного оружия не помешает. Чуть замешкавшись, Исаак все же скинул один самый длинный из всех имеющихся карандашей обратно и добавил в рюкзак несколько листов, сам не зная зачем. Никогда не знаешь, что тебе может пригодиться сегодня, а что может пригодиться завтра.
Исаак встал и промыл несколько раз холодной водой свое лицо над раковиной. Чуть приоткрыл окно, чтобы свежий воздух проник в унылую и мрачную комнату, выветривая оттуда всю тоску и апатию. Полностью оделся, накинул рюкзак на плечи и сказал плетущему на потолке паутину пауку:
- Оставляю эту комнату на твое попечение.
Дверь закрылась, воздух весь вышел через окно, а паук, не обращая ни на что своего драгоценного внимания, плел дальше свою серебристую шелковую паутину.
Выйдя из здания, Исаак первым делом взглянул на автобусную остановку, как будто боялся там увидеть до сих пор спящую Фриду, свернувшуюся маленьким темным клубком. Однако, как и следовало ожидать, остановка стояла пустынной и бесхозной, как и всегда. Как и всегда, мимо нее проходила чернейшей линией старая и невредимая дорога, которая еще переживет всех. Как и всегда, Тихое море мирно покоилось себе чуть поодаль и никого не трогало — не волновалось по пустякам.
Скинув на свою любимую деревянную лавочку рюкзак, Исаак уселся, как можно удобнее, и стал долго смотреть на море. Ветер не стал его трогать и решил обойти стороной. Волны не стали тревожиться и биться об серый каменистый берег.
«Если этот черт сожрет мою душу, - подумал с некоторым успокоением Исаак, - то хотя бы я буду помнить перед самой своей кончиной этот вид спокойствия и умиротворенности, лицезрев который и умереть не страшно». Так он просидел час. Уже начинали мерзнуть ноги, и руки закоченели от утренних заморозков ноября, но Исаак все так же сидел, глядя в даль. Из рюкзака, располагающегося рядом на лавке, неожиданно донесся шаркающий звук. Исаак открыл его, немного покопался внутри и достал октаэдр, ярко переливающийся на свежем холодном воздухе.
- Так вот где ты был все это время, - произнес тихо Исаак и чуть повертел в руках октаэдр. - Нам пора выдвигаться.
Положив фигуру себе в карман протертых джинс, Исаак напоследок посмотрел на непоколебимую водную гладь и пошел к институту. Море было спокойно. Море всегда было спокойно.
Как Исаак и ожидал, щиток в коридоре никуда не делся. Вокруг не было ни единой души — все были на первом утреннем занятии, и только Исаак мог законно его пропустить по состоянии здоровья. На всякий случай, оглядевшись по сторонам и убедившись, что праздных зевак поблизости не наблюдается, он потянул за маленькую кольцеобразную ручку и пролез в открывшийся проход.
Коридор был достаточно длинным, и Исаак чуть было не забеспокоился, что придется опять блуждать бесконечно долго в поисках точки назначения, но не успел он об этом как следует подумать, как тут же достиг уже знакомых по снам темно-синих металлических дверей. Только Петра тут не было.
Лифт был достаточно широкий и высокий. Он величественно возвышался над фигурой Исаака, будто хотел строго спросить, что тот тут забыл. Идеально чистые двери стояли неподвижно, ожидая команды открытия. Справа от них располагалась кнопка вызова, на которой было нанесено изображение трехлистного изогнутого узора. По внешнему виду лифта и нельзя было сказать, что он находился в каком-нибудь запустении и не работал целые десятилетия.
- Что ж, - произнес Исаак как будто не самому себе, а как будто дверям лифта. - По крайней мере у меня нет клаустрофобии.
Он нажал кнопку вызова, и какофония звуков раздалась изнутри темно-синих дверей. Это была и сирена, и скрежет по металлу, и шепчуще-шаркающие верещания, и какая-то неистовая скрипка, и звон колоколов, и различные ритмичные удары по барабанам и тарелкам. Спустя секунд двадцать безумная симфония звуков прекратилась, уступив место обычному размеренному механическому звуку движения лифта.
Исаак отступил на несколько шагов, на всякий случай приготовившись к чему угодно, и темно-синие двери раздвинулись в сторону перед ним, дав яркому свету обрушиться на зрение Исаака и ослепить его на несколько секунд. Прикрыв рукой глаза, Исаак посмотрел внутрь лифта и увидел там...ничего. Обычная кабинка без каких-либо излишеств. Четыре сине-серых стены, такой же потолок со встроенной в него холодной лампой, и чуть менее синий пол.
Исаак вступил внутрь и так же увидел только одну кнопку на приборной панели. На кнопке стояла лишь обычная стрелочка, показывающая вниз. Больше Исааку ничего и не нужно было знать. Он нажал на нее аккуратно, одной лишь подушечкой пальца, и двери без какого-либо звука сомкнулись, оставив этот мир за собой.
За секунду до закрытия дверей Исааку показалось, что где-то вдалеке коридора, откуда он пришел, мелькнула чья-то тень. Возможно, ему просто показалось. Сейчас Исаака уже это не интересовало. Сейчас Исаак спускался вниз. К Смотрящему во мраке.
