ягодицы, подсказывая, чтобы двигался смелее, и получила ещё несколько великолепных толчков, которые разбудили во мне какое-то ненасытное до любви чудовище.
Я уже сама извивалась, стараясь податься навстречу, ловя ритм движений, и тоже постанывала, прикусив нижнюю губу.
- Люблю… люблю!.. – выкрикивал Ричард при каждом движении, и я запрокинула голову, потому что хотела в этот момент близости увидеть его лицо.
Он тоже потянулся ко мне, пытаясь поцеловать, но никак не получалось, потому что я только и могла, что тыкаться лицом ему в грудь, а он – целовать меня в макушку.
- Подожди, - выдохнула я, немного придя в себя. – Ляг на спину.
Теперь мне пришлось повторить трижды, прежде чем он понял.
Мы поменялись местами, и сейчас я могла видеть своего дорогого, любимого герцога целиком и полностью – от белокурой макушки и горящих глаз до… до того самого, что связало не только наши сердца, но и тела.
- Ты… что… задумала? – спросил Ричард, прерывисто дыша.
- Так будет легче и тебе, и мне, - шепнула я ему и села на него верхом, шалея от собственной смелости.
Куда там «бесстыдной» картине в дядюшкином кабинете! Сейчас мы устроили куда более бесстыдную картину. Бесстыдную, но ещё и прекрасную. Потому что то, что происходило между мною и Ричардом – это было прекрасно. Я знала это. Знала всем сердцем.
Мы снова стали единым целым, и я снова ощутила, как любовь Ричарда наполняет меня изнутри – тесно, горячо, до конца. Но теперь двигалась я, а не он. И я могла выбирать ритм и глубину, и могла податься вперёд и поцеловать его…
Герцог схватил меня за бёдра, приподнимая легко, как пушинку, и я словно полетела над ним, помчалась вскачь, чувствуя, как сердце стучит всё быстрее, всё безумнее.
- Сесилия!.. Только… не останавливайся!.. – выкрикнул он, уже подкидывая меня в бешенном темпе и так же бешено двигая бёдрами.
Я опиралась на его руки, насаживаясь всё глубже и глубже, всё сильнее и сильнее, и видела то, чего мой любимый не мог видеть – как картина полыхнула синими и алыми языками пламени. Это пламя тянулось к нам, зло и жадно лизало металл противня, но не могло преодолеть преграды.
Ричард вновь простонал, и я перевела взгляд на его лицо, преображённое страстью. Он выкрикивал моё имя, хватал ртом воздух, сжимал мои бёдра до синяков, а потом гортанно вскрикнул и выгнулся всем телом, вжимая меня в себя, содрогаясь, и бисеринки пота блестели на его лбу и висках.
Он сел, обнимая меня так крепко, что мне не хватало дыхания, и мы покачивались в объятиях друг друга, постепенно возвращаясь с небес на землю. Ричард целовал меня в макушку, что-то шептал – кажется, благодарил, гладил меня по затылку, а я смотрела на горевшую картину. Она ничуть не пострадала от огня. А огонь становился всё слабее, языки пламени бледнели, угасали, таяли, а потом исчезли совсем.
Ночь принадлежала нам, и мы валялись в постели, целовались, клялись друг другу в любви и верности, и пару раз повторили то, что так успешно получилось в первый раз.
Картина больше не вспыхивала, и к утру я позабыла думать о ней.
Часы показывали половину четвёртого, когда я задремала, прижимаясь к Ричарду и обнимая его, а он что-то говорил о любви, о счастье, и о том, что всё теперь будет хорошо.
Всё будет хорошо! – с этой мыслью я проснулась, когда сквозь щёлку между шторами уже лился серый утренний свет зимнего утра.
Конечно, всё будет хорошо. Иначе не может быть.
Так я думала, тихонько выбравшись из постели, чтобы не разбудить спящего жениха.
Жениха! Уже трижды мужа!
Я с улыбкой полюбовалась на спящего Ричарда, натянула рубашку, на цыпочках сбегала в ванную комнату, умылась и привела себя в порядок. Когда я вернулась в комнату, Ричард ещё спал, и я воспользовалась этим, чтобы взять с противня портрет Беатрис Ратленд.
- Вот и кончилось ваше колдовство, - шёпотом сказала я её изображению, прежде чем спрятать картину за комод.
Несмотря на то, что колдовство закончилось, мне всё равно не хотелось смотреть на портрет. Всё равно осталось беспокойство, чувство неприязни и страха.
- С кем разговариваешь? – услышала я сонный голос Ричарда и поспешила избавиться от его матушки, задвинув её подальше к стене.
- Желаю тебе доброго утра! – сказала я бодро и жизнерадостно, бросаясь в постель.
- Это самое лучшее утро в моей жизни, - сказал он, целуя меня в глаза и глядя на меня так, словно я была ангелом небесным. – И это была самая лучшая ночь…
- Ну нет, я не согласна, - я притворно надула губы. – Уверена, что самая лучшая ночь у нас ещё впереди. Мы ещё не принимали ванну вместе…
- Звучит очень соблазнительно, - Ричард улыбнулся и коснулся большим пальцем моих губ, очертив их контур. – Но это придётся оставить на потом. Сейчас я должен…
- Забудь ты про свою работу хоть ненадолго! – возмутилась я. - У тебя свадьба через неделю! Ты можешь позволить себе ленивое утро. А Фанни Браунс принесёт тебе завтрак в постель.
- …я должен поговорить с твоим дядей, - договорил Ричард, поцеловал меня ещё раз и выбрался из постели.
Уши у меня так и загорелись.
Про дядю я как-то позабыла.
- Слушай, Дик, - сказала я, пока он умывался и надевал рубашку и штаны, - лучше сначала я поговорю с дядюшкой… А лучше вообще ничего ему не скажем. У нас свадьба через неделю – и хватит с него.
- Нет, не лучше, - перебил меня Ричард. – Я поступил безответственно. Даже подло.
- Вот уж прямо подло… - пробормотала я, занервничав сильнее, чем когда стало ясно, что меня собирались убить. – Ладно, - смирилась я, потому что лицо у Ричарда было весьма решительным. - Дай мне десять минут, чтобы собраться. Одного я тебя не оставлю.
Признаюсь, я тр<em>у</em>сила, когда мы с Ричардом спустились из моей комнатки под крышей на жилой этаж.
Здесь было тихо, и я понадеялась, что остальные ещё сладко спят, но тут дверь столовой открылась, и оттуда вышла госпожа Пай-Эстен. Увидев нас, она вспыхнула, побледнела, отвела взгляд, сбивчиво пожелала нам доброго утра и умчалась в кухню.
Через открытую дверь я увидела стоявшего возле окна Эбенезера – красного, как варёный рак, невозмутимую леди д`Абето, сидевшую
