капитализма, почище доморощенных и в чем-то даже наивных представителей западного истеблишмента. И все это работало, росло, развивалось и приносило доход. Многие хотели попастись на этом поле, как наши бестолковые правители, так и заграничные структуры, втайне управляющие миром через свои полуофициальные органы, как «трехсторонняя комиссия», «совет трехсот», либо же «братство иллюминатов». Но наследники настоящих советских чекистов свято берегли тайну доверенных им несметных богатств. Гораздо тщательнее, чем катары берегли тайну чаши Грааля или те же самые ортодоксальные иудеи свой Ковчег Завета. К слову сказать, пресловутое «золото партии», вокруг которого в начале девяностых было сломано множество копий, оцениваемое приблизительно в сто восемьдесят миллиардов «жабьих шкурок», по сравнению с тем, чем владела СВР, представляло из себя настолько незначительную сумму, что чекисты даже не стали цепляться за эти крохи, спустив дело на самотек, никак не препятствуя его огласке. Тем более, что это было не их золото, а золото, полученное Советским Союзом вполне легально — за счет продажи в Европу нефти и газа с месторождений Уренгоя. Один из видных экономистов, в свое время приближенный к эсвээровским кругам и допущенный до небольшой порции сведений в кругу своих близких как-то проговорился, что совокупные состояния кланов Финка и Баруха, у которых, кстати, Ротшильды и Рокфеллеры служат мальчиками на побегушках, выглядят весьма блекло на фоне активов контролируемых советскими (российскими) разведчиками. После этого видный экономист просто пропал. Исчез, как будто и не бывал на свете. И имя его как-то быстренько все забыли. Один раз, правда, над этими сокровищами нависла, было, нешуточная опасность рассекречивания. Это когда в разгар дефолта, вечно пьяный президент очнулся на миг от пребывания в алкогольном бреду и потребовал отдать ему в распоряжение все накопленное непосильным трудом, включая «два магнитофона, две куртки замшевых и двух золотых портсигаров», то все помнят, чем это для него закончилось. А кончилось сакраментальным — «я устал, я ухожу». Его оставили в живых — вопреки традиции. Но ненадолго. Такие выходки прощать не положено. В конце концов, через непродолжительное время он подох, захлебнувшись в туалете собственной рвотной массой. А его сменщик на этом посту, который все-таки поддерживал со своей головой дружеские отношения, уже не посмел даже заикаться о чем-то подобном. Однако, несмотря на всю «крутость» и таинственность «промышленно-финансового комитета» при СВР, была в России и еще одна организация, куда более тайная и могущественная, и указания которой не могли игнорировать строптивые разведчики. Единственные достоверные сведения о ней относились только к ее названию — «Братство Перуна». Вся остальная информация об этой организации относилась только к предположениям и откровенным домыслам. Тем более это было удивительно, что в ее рядах состояло немалое количество членов из состава офицерского корпуса. Структура тайного общества вообще была непонятной. По всему выходило так, что порой невзрачный майоришка тянущий служебную лямку в каком-нибудь Мухосранске в иерархии организации значил гораздо больше, чем увешанный регалиями генерал. Что же касалось высшего руководящего органа «братства», то о нем вообще отсутствовали, какие либо сведения, не говоря уже о персоналиях. И все же, несмотря на такую жесткую конспирацию это была самая массовая организация на всем российском пространстве. Количество ее членов лишь немногим уступало количеству членов компартии времен СССР. А ее разветвленность позволяла иметь свои глаза и уши во всех без исключения государственных органах.
— Э-э-э, — видно было, как улыбающийся доселе Барышев вдруг подобрался в кресле и нехорошо прищурился в сторону Афанасьева, — Валерий Васильевич, да вы никак нацелились на то, чтобы основательно нас пограбить?
— Пока нет, Дмитрий Аркадьевич, — серьезно проговорил Верховный и еще раз добавил, — пока нет. Тем более я помню, чем закончил Алкаш после подобных эскапад. Но и вы, тоже должны проникнуться всей серьезностью, сложившейся на данный момент ситуации. Мы в полушаге от пропасти.
Все присутствующие понимали, что Верховный не решился бы трогать за вымя «золотого тельца» не будь у него мандата от самого Посланника.
— Ценности, которые доверили нам охранять и приумножать наши предки должны послужить Отечеству в период, когда не будет никаких иных выходов по преодолению кризиса как внутри страны, так и за ее пределами. Только в самый критический и угрожающий момент, — даже не проговорил, а проскрежетал не своим голосом этот человек, еще минуту назад демонстрировавший всем свою природную застенчивость.
— Да как смогут помочь ваши сокровища стране, которой вот-вот может и не быть вовсе?! — угрюмо процедил Афанасьев.
— Мы внимательно отслеживаем обстановку внутри страны и вне ее пределов. И наше мнение таково, что критический момент еще не настал. Собственные резервы государства позволят ему не скатиться в пропасть, — ответил он Верховному уже вполне нормальным голосом, без скрежещущих интонаций.
— Ну-ну, смотрите, не провороньте, как в прошлый раз с Советским Союзом, — скривил в усмешке рот Афанасьев. Эта подначка все-таки задела за живое Барышева и он, заерзав на кресле, выдавил примирительно, видимо поняв, что бодаться с самим Советом Волхвов, утвердившем Афанасьева на этом посту, ему все же не по чину:
— Да ладно вам, Валерий Васильевич. Признаю. Лоханулись мы в прошлый раз. Не спорю. И мы, поверьте, сделали из этого надлежащие выводы на будущее. И вы, ей-ей, зря попрекаете нас куском хлеба. Что ж, мы, не люди что ли, а чурки бесчувственные?! Поможем чем можем. Вы только штаны-то с нас последние не снимайте. Оставьте на развод.
— Не прибедняйтесь, Дмитрий Аркадьевич, — хитренько погрозил он пальцем разведчику, тоже осознавая, что слегка пережал в разговоре, — знаем мы вашу натуру. У вас под штанами еще кальсоны с начесом имеются.
Все заулыбались, видя как грозовая обстановка начала разряжаться. В это время как раз двери и распахнулись. На пороге стоял Борис Иванович Юрьев. Вопреки ожиданиям он был в штатском.
— Я пробовал было стучать, но дверь обита дерматином. Спасибо кавторангу с «ядреным» чемоданчиком, что сидел в приемной. Он посоветовал просто войти, и все, — просто и без всякого подобострастия произнес он, останавливаясь на пороге.
Все опять приветливо заулыбались и начали вставать с кресел, приветствуя за руку своего возможного соратника.
— Прошу вас, Борис Иванович, присаживайтесь, — указал ему на свободное кресло Афанасьев. — Думаю, что в представлении нет никакой нужды, ибо вы и так все знакомы, поэтому давайте без расшаркиваний и политесов, сразу приступим к делу. Как, Борис Иваныч, вы готовы?
— Да, конечно. Я готов, — ответил Юрьев, придвигая кресло к столу. По сторонам не озирался, поэтому Афанасьев здраво решил, что в этом кабинете тот уже бывал.
— Вот и хорошо, — подхватил Верховный. — Вы все уже в курсе, что по рекомендации
