обида осталась в прошлом.
Этого было достаточно. Этого будет достаточно.
* * *
В сиянии красных кленов и желтых гинкго пришел октябрь.
Минуло восемь месяцев с резни в Хёминсо — за это время кровоточащие раны затянулись, превратившись в розовые, чувствительные к прикосновениям рубцы.
Врач Кхун с большим трудом пережил порку — наказание за женитьбу на придворной даме — и работал теперь в аптеке где-то на острове Чеджу. Госпожа Мун перестала быть фавориткой короля и утратила свое влияние на него, но продолжала жить во дворце. Командир Сон упрямо держался за свое место в отделении полиции и терроризировал слабых, несмотря на упорные слухи о том, что его величество подыскал ему замену. Медсестра Чонсу вернулась к преподаванию, а Минджи к учебе. Что же касается Чиын, то она отказалась от должности дворцовой медсестры и стала вместе со мной работать в Хёминсо.
Жизнь, казалось, почти наладилась.
Я ходила по рынку и остановилась перед бронзовым зеркалом, выставленным для покупательниц, желавших примерить украшения для волос. Чуть наклонившись вперед, я поправила кариму у себя на голове. Хлопок больше не казался мне таким тяжелым. Длинная полоса черной ткани колыхалась позади меня на ветру.
С некоторыми мечтами, узнала я, приходится расставаться. Отпустить их — значило отпустить не себя, но ту жизнь, которую, как я думала, я хотела бы прожить. Поначалу я горевала из-за этой потери, но по мере того, как она отступала — медленно, очень медленно, — на ее место заступала и расцветала новая мечта. Она была скромнее, не такой отчаянной и не приглушенной прахом погибших от резни. Но эта мечта наполнила мой мир более глубокими тонами и оттенками, более богатыми запахами, большей уверенностью в своих силах.
Выйдя с рынка, я открыла книгу и просмотрела текст, который планировала разобрать с ученицами, умолившими меня заниматься с ними. Мы уже закончили с «Великим учением» и перешли к медицинским текстам с названиями не менее сложными, чем содержание: «Инджэджикчимэк», «Тонинчхимхёльчхимгугён», «Кагамсипсамбан», «Тэпёнхёминхваджегукпан» и «Пыйнмунсансо». Как сказала медсестра Чонсу, хороший учитель должен преподавать точно и от всего сердца, чтобы его ученицы стали подлинными ыйнё.
Я перелистнула страницу и, оторвавшись от книги, посмотрела на отделение полиции. За несколько месяцев это вошло в привычку — я глядела на здание, когда проходила мимо, но никого не искала. И по привычке я хотела было снова опустить взгляд в книгу, но вместо этого застыла на месте. Должно быть, мне привиделось — мимолетный проблеск, увиденный краем глаза синий халат.
Я подняла глаза.
Там, на другой стороне широкой дороги, стоял среди других полицейских знакомый мне молодой человек. Он казался энергичным и здоровым, его светлая кожа резко контрастировала с темными бровями. При виде Оджина на меня нахлынули воспоминания, яркие и словно мерцающие. Наши обещания, которые мы прошептали в стенах харчевни. Долгие ночи, когда мы обсуждали вопросы, не дававшие покоя нам обоим. Поцелуй в щеку, после которого я поспешила ему отказать. Угасающее биение сердца Оджина, когда я несла его на спине через лес.
Я не могла сдвинуться с места, не могла отвести от него взгляда. А мимо шло множество людей — крестьяне, ведущие нагруженных лошадок, знатные господа в черных шляпах и развевающихся халатах, молодые женщины, прятавшие лица под длинными вуалями. Оджин засмеялся над чем-то, и в груди у меня стало больно, а на глаза навернулись слезы. Я не была уверена, что это не галлюцинация… Но тут он посмотрел на меня, и его улыбка погасла.
Я быстро повернулась и поспешила прочь, пальцы у меня были ледяными. При этом я совершенно не понимала, чего я так испугалась.
— Хён-а. — Оджин пошел за мной по другой стороне улицы, не отставая ни на шаг, не отрывая от меня взгляда. Потом перешел дорогу и принес с собой запах сосен с гор. Его взгляд обволакивал меня, как лес — тенистые склоны. — Куда ты так торопишься? — спросил он дрогнувшим голосом.
— Я иду в Хёминсо. — В горле у меня совершенно пересохло. — Теперь я работаю там.
Немного помявшись, он сказал:
— Я провожу тебя.
И мы пошли по улице Чонно, а затем свернули на перекрестке направо. «О чем ты думаешь? — хотелось мне спросить его. — Что изменилось между нами? Или не изменилось ничего?» Но внезапно я застеснялась и вместо этого спросила:
— Как твоя рука?
— Уже не та, — ответил он, и я обратила внимание на то, что на боку у него не было меча, хотя прежде он всегда носил его с собой. — Локоть у меня не двигается, и я едва ее чувствую. — Он опять посмотрел на меня. — Я написал тебе несколько писем, но получилось так неразборчиво, что я не стал их посылать. А диктовать слугам мне не хотелось. Мне очень жаль…
И по его мечущемуся взгляду я поняла, что на самом-то деле он хотел спросить: почему ты не ответила?
Я быстро покачала головой и с видимой беспечностью сказала:
— Нет нужды извиняться. Тебе нужно было набраться сил. Ты был тяжело ранен.
Что-то у него в лице дрогнуло, но он тут же ответил в тон мне:
— Думаю, ты права. — Потом, вытянув вперед правую руку, посмотрел на ладонь и пробормотал: — Надеюсь, неподвижность со временем пройдет, или же я буду единственным инспектором в нашем королевстве, неспособным владеть мечом.
— Тем, кто желает отыскать истину, не всегда нужен меч.
— То есть таким, как ты, — прошептал он.
Я моргнула:
— Как я?
— В тот день в лесу, — сказал он, и от одного воспоминания я вся напряглась, — ты даже не подняла кинжал на медсестру Инён. Я пришел в ужас, думал, она убьет тебя прямо у меня на глазах. Но ты заставила ее опустить меч.
Мы замедлили шаг, подойдя к задним воротам Хёминсо, — именно здесь он больше чем полгода назад помог мне перебраться через стену в нашу первую встречу. Оджин, похоже, тоже вспомнил тот день, потому что смотрел на выложенную плиткой стену так, будто видел перед собой меня — Хён, шепчущую ему: «Я очень сомневаюсь, что наши пути когда-нибудь пересекутся еще раз».
— В ту нашу первую встречу я даже представить себе не мог, — тихо проговорил он, — какой сюрприз ты мне преподнесешь.
Больше он ничего не сказал, а лишь смотрел на меня, изучая и ожидая моего ответа. И на какое-то мгновение мою грудь пронзил страх. Я не хотела, чтобы он уходил, но боялась того, что будет, если он останется. Королевство наводняли женщины куда более достойные, чем я. Более красивые,
