ранний чек-ин в отеле «Фрэнсис Дрейк», ни больше ни меньше; Берк чувствовал в себе нотки величия. Каждый повалялся в кровати пару часов, потом душ, потом сборы на встречу в офисе «Монтекристо» в десять часов, на три квартала к северу.
Глава продаж «Монтекристо»:
– В течение года мы поддерживаем связь буквально с каждой плантацией нашей сети, всего их шесть сотен. Не все из них могут продавать нам требуемый объем в любой год, это зависит от урожая. Сейчас, к примеру, есть у нас один фермер, Густаво Аберман, живет в Южной Мексике, у границы с Гватемалой. Прекрасная ферма. Называется Финкас. Но это штат Чьяпас, где действует группа повстанцев, САНО[110], неофициально называемая сапатистами, вы о них слышали. Густаво не из крупных землевладельцев, у них коллективное хозяйство с участием в прибыли, он женат на индианке, так что ему, в сущности, ничто не угрожает, но штат окружен мексиканской армией. Не стоит во всем винить САНО, правительство погрязло в коррупции, постоянно давая пустые обещания о правах индейцев и земельных реформах. Конфликт мешает грузоперевозкам вниз по побережью. Мы договорились с Аберманом о поставках, заплатили ему процент вперед, чтобы помочь вывезти кофе, около семи тысяч долларов, сумма небольшая, но для тех мест значительная. Никаких гарантий, что у него все получится, у нас нет, как нет и гарантий урожая. В тех регионах, где выращивают кофе, дюжины подобных случаев. В большинстве случаев это лотерея.
Продолжил парень из отдела продаж:
– Обжарка мелкими партиями. Дело тонкое, зависит от сорта бобов. Когда все готово, нужен средний помол, не слишком мелкий, потом закладываешь все в дрип вручную. Заливаешь молотые зерна небольшим количеством воды, затем льешь медленно, постоянно, температура воды девяносто три – девяносто четыре градуса Цельсия – ни в коем случае не кипяток. Все надо делать вручную. Нельзя просто так взять и свалить все в какую-нибудь адскую урну, а потом пустить кипяток. Здесь нужен дрип – «Кемекс» или похожая стеклянная кофеварка, нужен правильный помол и фильтрация. Кофе не должен контактировать с водой слишком долго или слишком мало.
Берк восхищенно кивнул. Джордж подумал: «Ну да, серьезно? Может, целый спектакль устроить из готовки кофе?» Он стал прикидывать, каким мог бы быть гардероб.
– Не понимаю, как вы способны делать это в масштабах вашего бизнеса, – продолжал продажник. Затем устроил для них небольшую дегустацию. Кофе был просто превосходный, и каждый последующий сорт оставлял во рту отличный от прежнего вкус. Берк пребывал в состоянии религиозного экстаза, трансцендентности, духовного возрождения.
На борту самолета он поделился своими планами, делая маленькие, аккуратные наброски механическим карандашом на желто-коричневом форзаце романа, который читал Джордж: изобразил средней величины пространство внутри магазина, посередине, слева от входа, стойку с едой и напитками, с классической компоновкой стульев, вокруг несколько столиков, вдоль задней стены бар, маленькие круглые стулья и двух бариста в виде овалов.
– Можем поставить обычную стойку, – пояснил он. – Урны, бумажные стаканчики, пластиковые крышки, зашел, вышел, на все про все минуты две в зависимости от очереди, а в глубине можно поставить кофе-бар, натуральный бар, с одним или двумя барменами, принимающими специальные заказы. Когда нет заказов, будут предлагать кофе на дегустацию.
– Ты представляешь, насколько это дорого? – спросил Джордж.
– Отобьемся, – ответил Берк. – Пробьем потолок в четыре доллара.
– Значит, будет меньший обьем, и я повторюсь: ты понимаешь, как это дорого?
– Мы будем бобы продавать, чувак. Зерна. Станем распространителями лучших сортов кофе со всего мира, живым примером того, как правильно обращаться с кофе.
Первый кофе-бар они вполне закономерно открыли в Вест-Вилледж, там же, где был их третий магазин. Его пришлось закрыть на две недели, чтобы переоборудовать помещение. Бар получился большим. Может, им просто так казалось. Странно, но открытие довольно широко освещалось в прессе: вышла заметка в «Голосе», в других бесплатных еженедельниках. Звонили из «Таймс», но до сих пор оттуда никто не явился.
Их ждал успех. Поначалу они продавали себе в убыток, было тяжело, но Берк оказался прав: стоило им получить зерна, как дела у всей сети медленно, неохотно пошли в гору.
Так Джордж познакомился с Мексикой. В 1996-м, после первого мирного соглашения, он полетел на фермы в регионе Соконуско, штат Чьяпас, где на побережье были плодородные земли, граничащие с Тихим океаном на западе и тенистыми горами на востоке. Большой город недалеко от океана, Тапачула, был маленькой версией Марселя, Бари и других прибрежных пограничных городков, кишевших нелегалами. Иммигранты, наркотики, прочие товары перевозились в Мексику и Центральную Америку. Почти что чувствовался запах крови на ножах. Джордж нашел хорошего гида (ребята из Сан-Франциско подсуетились), который повез его в горы. Дороги были плохие даже в сухое время года, даже на джипе, несколько раз они застревали. Аберман, как выяснилось, был уроженцем Чьяпас, из Ла-Конкордии по ту сторону гор, сюда его привезли, когда ему было два года, школу и университет он окончил в Европе, затем вернулся, приняв в наследство плантацию. Было в нем что-то от немца: он был на голову выше всех вокруг, загорелым, лысым, голубоглазым. Ему было за пятьдесят. Поджарый, слегка сутулился. У него была дочь, Изабель, наполовину майя-цоциль по матери. Она была светлокожей, выше, чем остальные женщины, чем ее мать, но не настолько, чтобы выглядеть чужой в этих краях. Ее мать и другие женщины на плантации носили традиционные платья или широкие штаны и узорчатые рубашки, пошитые местными, ярко-красного и пурпурного цвета; на Изабель были сапоги, камуфляжная форма, подпоясанная военная куртка с открытым воротом. Джордж попытался разглядеть, не носит ли она оружия: но при ней ничего не было, кроме ножа в ножнах, обычного для этих мест. Обычного для мужчин этих мест. Да и сама она была той еще штучкой. Ни приязни, ни враждебности. Ясно было одно: к кофейному бизнесу она не имеет никакого отношения.
У Аберманов он провел три дня, наблюдая за работой на плантации. Стоял ранний октябрь, сбор урожая был в самом разгаре. Со всей плантации несли ягоды, отбирали самые спелые, раскладывали их на сушилках, приглядывали за ними каждый день, переворачивали и разравнивали, следя за тем, чтобы не началась ферментация. Когда ягоды высыхали, их кожура лопалась, так ее легче было снять, оставив бобы. Некоторые ягоды оставляли на посев, уносили в парник, где они дозревали в тени. Каждый этап требовал кропотливого ручного труда. Джордж думал о том, как им вообще удается что-то выручить с продажи одного шестидесятикилограммового мешка бобов. Все в семье говорили с ним по-английски, хуже всего язык знала
