его в решетку. – Смотри… Смотри: она жива уже многие сотни лет!
– Откуда тебе это знать? – Павел попытался стряхнуть наставника с себя, но Петр в своем неистовстве был слишком силен. – Когда она появилась здесь?
– В год строительства Великого Храма.
– С чего ты взял, что она живет долго? – продолжал допытываться Павел.
– Верховный сказал, когда отдал мне ее!
– Ты… виделся с Верховным? – прошептал Павел.
Он с сожалением и горечью начал догадываться, что безумие друга зашло слишком далеко. И он – он! – потакал ему в этом, позволяя пытать и истязать людей, потому что не хотел остановиться и подумать.
– Конечно, я виделся с Верховным. Я путешествовал к нему в Мидга… к нему, когда это было необходимо.
– Почему ты никогда не говорил мне? – осторожно спросил Павел.
– Есть вещи, которые я не могу никому рассказывать, – зашептал Петр ему на ухо.
– И ты видел, как эта девушка обращается волком? – Павел задал очередной вопрос.
– Нет, – Петр на секунду замер, но тут же вздрогнул и заговорил уверенно: – Но ее кровь превращает крестоносцев в бесстрашных и могучих воинов. Они сражаются свирепо и не боятся смерти.
– Разве крестоносцы вообще чего-то боятся? – удивился Павел.
– Нет, ты не понимаешь.
Петр наконец отпустил друга. И принялся ходить туда-сюда перед решеткой камер. Павел удивился бы, если бы понял, с насколько похожим выражением на лицах он и закованная девушка наблюдали за Петром. Будто именно он был диким зверем.
– Крестоносцы изначально лишены страха. Они хорошие исполнители и защитники. Послушны. Но кровь этой… этого создания превращает их в берсерков. В сильнейших воинов.
– И использовать это для борьбы с силами тьмы тебе предложил Верховный Бог? – устало подвел итог Павел.
– Конечно! – словно в бреду, зашептал Петр. – Мы сражаемся с ними их же методами. Я говорил тебе, это вопрос цены!
Павел начал подозревать, что его друга обманули. И он оказался втянут в круговорот чего-то темного, зловещего. Возможно, изначально их вера и паства строилась на любви и добре, но сейчас… Сегодня все, что Павел увидел, мало совпадало с учением их Бога. Не оказался ли Петр вовлечен в игры могущественных сил, которые использовали его, а с ним и всю паству, для своей цели?
– Ты не веришь мне? – зло зашептал Петр.
Он хотел продолжить, сказать что-то еще, но раздался грохот, и потолок темницы обрушился. Сверху посыпались камни и булыжники мостовой, Павел упал и утянул за собой Петра. В своде темницы зияла дыра, сквозь которую проникало солнце, и в лучах его задорно плясали пылинки. Что стряслось? Неужели, пока они здесь спорили, снаружи началась бойня?
Павла слегка оглушило, и он не сразу понял, что лежит на спине, а Петр навалился сверху. Друг барахтался и пытался отползти, но тут произошло и вовсе невозможное: Петра просто оторвало от Павла с такой силой, что у мужчины в руках остались клочья рубахи. Тело наставника воспарило к дыре в потолке и на секунду зависло в воздухе. Само по себе. Павел решил, что глаза обманывают его. Петр засмеялся, и в смехе этом звенело безумие.
– Теперь-то ты увидишь магию, дорогой брат! – продолжал хрипло хохотать Петр. Он бешено вращал глазами и бился в воздухе в невидимых путах. – Я здесь погибну, но наши воины должны победить. Передай Верховному, что я был стойким до конца…
Как только Петр обмяк и перестал сопротивляться, тело его взмыло выше и исчезло в проломе. Павел остался в темнице совершенно один.
* * *
Толком не оправившись от потрясения, Павел попытался выбраться из завала. Вскарабкаться по груде камней в провал потолка не вышло, и мужчина понял, что лишь теряет попусту драгоценное время. Он устремился в запутанные коридоры темницы, спеша наружу. Туда, куда неведомая сила – магия?.. – утащила Петра. Туннели казались бесконечными. Когда Петр тащил его вглубь подземной тюрьмы, Павлу запомнилось, что они прошли не так уж и много, теперь же он, казалось, бежит долгие часы.
Спасительный свет, что брезжил на выходе, показался внезапно, и Павел прибавил шагу. Он задыхался, а в горле пересохло от бега и из-за каменной пыли, поднявшейся после разлома, но Павел старался не обращать внимания. Выбравшись на поверхность, он, подслеповато щурясь от яркого света, побежал к главной площади, даже не дав себе минуты, чтобы прийти в чувство после темноты подземелий. Именно поэтому не сразу заметил, что творится вокруг.
В городе царили хаос и паника, которые не шли ни в какое сравнение с утренними. Люди бегали и кричали, повсюду валялась разбитая домашняя утварь, многие телеги и повозки были разломаны или перевернуты. Павел попытался было призвать людей к порядку, но куда там. Он даже толком не понимал, кто здесь чужие, а кто свои.
Одно радовало – Павел нигде не заметил… тел. Только мечущиеся и голосящие женщины, воющие дети. Мужчин не было. Павел устремился туда же, куда бежало большинство, – к главной площади у Великого Храма.
Толпа собралась огромная, все кричали и рыдали. Крестоносцев нигде не было видно, и, задрав голову выше, Павел обвел взглядом крепостные стены. На них возвышались бледные мужчины и женщины, единым строем, будто взяли город в живое кольцо. Вид у них был пугающим, а на лицах Павел заметил… что это? Кровь? Неужто…
Кто-то толкнул его в спину, и Павел, замерший было, продолжил толкаться вперед, к ступеням Великого Храма. Наконец толпа разжала тиски, он вывалился во внутренний круг людей – и потерял дар речи.
В центре стояла красивая темноволосая женщина. Павел помнил ее: синьора Медичи с той картины в галерее диктатора. Но поразила Павла не она, а деревянный крест, чудовищной неведомой силой вбитый в каменные булыжники площади. Он был перевернут, а на нем вниз головой висел распятый Петр. Павел, как ни искал глазами, так и не увидел веревок или гвоздей, коими прибивали к кресту преступников в далеком мире Нового Царства, о котором наставник рассказывал столько раз. Петра держала на кресте… магия.
Лицо друга налилось краснотой, вены на лбу вздулись, а сам он безумно хихикал, пытаясь высвободиться из невидимых оков.
Павел рванулся было на помощь Петру, но женщина заговорила, мазнув по нему беглым взглядом.
– Вот тот, кого вы считали благодетелем, – сказала она негромко, указав на Петра. А голос ее разнесся по площади, будто женщина кричала. – Но всё, что вам говорили прежде, – ложь!
– Ох, Марья! – безумно захохотал Петр. – Ты совсем не изменилась. Все так же хочешь быть хо-ро-шей.
Петр затрясся, и его лицо стало синюшно-бордовым. Павел испугался, как бы с наставником не
