— А сейчас… — она облизнула сухие губы.
— Сейчас… — Костя не сводил с нее черных, кружащих голову омутов. — Сейчас я чувствую себя как слон в посудной лавке. Боюсь сделать что-то не так. Боюсь тебе навредить.
Он гладил ее щеки большими пальцами, а Оля ошарашенно смотрела на него и в порыве чувств даже готова была простить паштет. В глубине его глаз смешались тревога, напряженность и что-то еще. Палящее, незнакомое, скрытое. Которое Костя старательно прятал от нее, а может даже и от себя.
Провела рукой по густым волосам и прижалась лбом к его подбородку. Тут же ощутила легкий поцелуй и накрыла его руки своими.
— Выходит, у тебя все тоже в первый раз, как и у меня? — спросила шепотом.
— В первый, — он еще раз прикоснулся губами к ее лбу, потом к вискам, потом накрыл губы, — и я до сих пор не могу в это поверить, Оленька…
Костя все-таки уговорил ее переехать к нему. Но на работу Оля вернулась, несмотря на все его возражения и ультиматумы.
— Я себя хорошо чувствую, — стояла она на своем, — так что доработаю до декрета.
— Тебе нужны эти декретные? — психовал Аверин.
— Нужны, — упрямилась Оля, — и непрерывный стаж нужен!
— Зачем? — нависал он над ней. — Объясни!
— Ну как же? — она не могла понять, что здесь непонятного. — А пенсия?
Аверин глухо стонал и бился лбом о стену, а Оля обижалась. Пока однажды вместо того, чтобы отпустить его биться головой, обвила руками талию, закрыла глаза и прижалась щекой к широкой твердой груди.
— Ну Кость, — промурлыкала, потираясь щекой, — ну не злись.
И все. Этого оказалось достаточно, чтобы сбить всю его спесь. Так просто! Зачем же она раньше каждый раз бросалась в бой, когда стоило всего лишь его обнять?
Аверин в самом деле сразу перестал сердиться, что-то еще пробубнил невразумительное и крепко прижал Олю к себе. И замолк. Господи, как же, оказывается, это просто…
В целом жить с ним выходило не так сложно, как себе представляла Оля, хоть в быту Аверин был ужасным педантом и занудой. Неожиданно при этом он оказался очень заботливым, что иногда повергало Олю в шок. Слишком долго она жила сама, чтобы так быстро перестроиться.
Костя отвозил ее на работу и забирал, хоть каждый раз начинал скрипеть зубами при виде здания областной больницы. Следил за тем, чтобы Оля ела только полезную еду, которая уже сидела у нее в печенках. И терпеливо сносил все капризы.
Конечно, она была большой девочкой, чтобы капризничать, но иногда перепады настроения зашкаливали, и тогда ей было даже жалко Аверина.
Но и он со временем выработал свою методику, не одна Оля, оказывается, такая умная. Прикладывал руки к совсем еще плоскому животу и говорил вполголоса:
— Что ты так разошлась, милая? Я-то готов тебя слушать сутками, но наш сын возможно сейчас спит, а ты ему мешаешь. Лучше подумай, может тебе чего-то хочется, и ты могла бы меня за чем-то послать?
И Оля сразу сдувалась. Кто ж тут не сдуется?
Только один раз за все время Костя уехал по делам на несколько дней. Вот тогда Оля и поняла, что уже успела привыкнуть жить с Авериным. Так, что теперь без него все было не то. Не так вкусно завтракать — вообще не хотелось завтракать. Да и ужинать тоже. И фильмы смотреть скучно. Даже читать скучно, когда нельзя улечься на твердое плечо или живот. Или просто опереться спиной.
Костя обычно широко расставлял ноги, усаживал Олю вплотную к себе и работал на своем лэптопе. А она читала все подряд, начиная от книг по хирургии и заканчивая любовными романами.
И еще оказалось, что она не может без него спать. Совсем уснуть не получается. Что за наркотик этот Аверин, если и месяца не прошло, а у нее уже настоящая зависимость?
Оля пыталась убедить себя, что с Авериным просто теплее спать, ведь пока что запрет Траханковой на интим никто не снимал. Он же как печка. Но сразу признавала со вздохом, что нет, дело не в том. А в том, что она влюбляется с каждым днем все сильнее и сильнее. Другое дело, Костя…
***
— Почему он не зовет тебя замуж, Оля? — спросил Даниял сердито, опершись о подоконник.
Это Оля, вконец истосковавшись, попросила сестру побыть этим вечером с ней. Баграевы явились всем составом, и в доме сразу стало веселее.
— Я с ним поговорю. В конце концов, ты моя сестра, и я требую, чтобы Аверин…
— Успокойся, Даник, — Оля подошла к нему и взяла за руку, — я сама не выйду за Костю замуж.
— Почему?
— Потому что он не предложил сразу. Не предлагал раньше. Значит, не видел во мне жену, и у него не было желания становиться моим мужем. А я уже не в том возрасте, чтобы выходить замуж по залету, — твердо сказала Оля, глядя зятю в глаза. — Я хотела, чтобы он сделал предложение по любви, а не по необходимости. Так меня вполне устраивает совместное проживание и воспитание общего ребенка.
— Но ты же его любишь, Ольчик, — подошла Данка и обняла сестру. Оля не видела смысла отнекиваться.
— Да, я его люблю. Слишком сильно люблю. Поэтому не хочу, чтобы он чувствовал себя обязанным. Так что не вздумай его грузить, Даниял.
— Что так дует? — выглянула из-за ее плеча Данка. — Ой, у вас тут окно на проветривание стоит. Закрой, Олечка, простудишься!
Ольга отдернула гардину, и из квадрата, освещенного окном, в темноту отступила тень. Оля вгляделась в темень палисадника, прижавшись носом к стеклу. Никого. Показалось. Костя должен вернуться только завтра, да и с чего ему шляться под собственными окнами?
Минут через десять ворота отъехали в сторону, и во двор вкатился черный внедорожник Аверина.
Глава 32Она не стала ждать, выбежала на крыльцо.
— Куда, простудишься, — крикнула Данка вслед, но Оля уже не слышала.
Костя, завидев ее, ускорил шаг и взбежал по ступенькам. Такой долгожданный в этом распахнутом пальто, надетом прямо на рубашку — идеально белую и отглаженную, словно он не из самолета, а из гардеробной вышел. И такой родной…
— Холодно, Оленька, иди в дом.
Одну руку он держал за спиной. Оля обвила ладонями теплую — это на холоде! — шею и ткнулась в нее холодным — это в доме! — носом.
— Костя, как же я рада, что ты приехал! Я так соскучилась!
— Правда? — прошептал он, хватая ее в охапку и заталкивая в дом. Ногой закрыл дверь и прижался щекой. — Ты правда скучала, Оля?
— Да, — она обхватила его за талию и потерлась щекой о рубашечную ткань, — ужасно. Мне без тебя плохо, Костя, очень плохо.
Он шумно выдохнул, потом вдохнул, втягивая носом аромат ее волос, и достал из-за спины руку с зажатым в ней букетиком тонких нежных цветов фиолетового цвета с желтыми сердцевинками. Ирисы!
