окончательно погрузится во мрак, поглотивший магов древности.
– Но это же кошмар, это отвратительно, – сказал я.
– Я тебе искренне сочувствую, – серьезно ответил он. – Знаю, что тебя не успокоит, если я скажу, что это самое серьезное испытание для современного Нагваля. Встреча с таким древним и таинственным существом, как Арендатор, вызывает не столько страх, сколько отвращение. Так, по крайней мере, было со мной, и это факт.
– Почему я должен продолжать это, дон Хуан?
– Потому что, сам того не зная, ты уже принял вызов бросившего вызов смерти. За время твоего ученичества я подготовил тебя к этой встрече незаметно для тебя самого, точно так же, как это проделал со мной мой учитель.
– Я прошел через такой же ужас, хотя, пожалуй, в чуть более грубой форме, – сказал он, посмеиваясь. – Нагваль Хулиан был мастер на жестокие шутки. Он сказал мне, что одна очень красивая и пылкая вдова влюблена в меня до безумия. Нагваль часто брал меня с собой в церковь, и я видел там женщину, подолгу смотревшую на меня. Она показалась мне красавицей. Я был молодым невежей, и когда Нагваль сказал, что она любит меня, я в это поверил. Меня ожидало сильное разочарование.
Я с трудом удержался от смеха при жесте дона Хуана, означавшем потерю им невинности. Затем меня поразила мысль о том, что положение, в котором он оказался, было совсем не смешным, – оно было просто страшным.
– Ты уверен, дон Хуан, что та женщина была Арендатором? – спросил я, все еще надеясь, что это ошибка или дурная шутка.
– Я совершенно уверен, – сказал он. – Кроме того, даже если бы тогда я и был таким тупым, чтобы забыть Арендатора, меня не может подвести мое видение.
– Имеешь ли ты в виду, дон Хуан, что Арендатор обладает иным типом энергии?
– Нет, не иным типом энергии, но, без сомнения, другими признаками энергии, что отличает его от нормального человека.
– Ты абсолютно уверен, что та женщина – Арендатор? – настаивал я, почувствовав внезапный прилив отвращения и страха.
– Та женщина была Арендатор! – воскликнул дон Хуан тоном, не терпящим возражения.
Некоторое время мы сидели молча. Я ожидал следующего прилива неописуемой паники.
– Я уже сказал тебе, что быть натуральным мужчиной или натуральной женщиной является вопросом положения точки сборки, – сказал дон Хуан. – Но, естественно, я имел в виду тех, кто родился или мужчиной, или женщиной. Видящий в случае, если это женщина, видит, что самая яркая часть ее точки сборки обращена наружу, и вовнутрь – если это мужчина. Точка сборки Арендатора первоначально была обращена вовнутрь, но он столько раз менял ее положение, что, вращая ее, скрутил свою яйцеобразную энергетическую оболочку в подобие спиралевидной раковины.
Глава 12. Женщина в церкви
Мы сидели в молчании. Мои вопросы иссякли, а дон Хуан, казалось, сказал мне уже все, что считал нужным. Было никак не больше семи вечера, но, хотя вечер был удивительно теплым, площадь как-то странно опустела. Обычно в этом городке люди по вечерам гуляли вокруг площади до десяти и даже одиннадцати часов.
Я воспользовался моментом затишья, чтобы осмыслить то, что со мной произошло. Мое время с доном Хуаном подходило к концу. Он и его партия были близки к осуществлению мечты магов – оставить этот мир и войти в непостижимые пространства. Основываясь на своих ограниченных достижениях в области сновидения, я верил, что их притязания были отнюдь не иллюзорными, а напротив – исключительно трезвыми, хотя и противоречащими разуму. Они стремились к восприятию непознаваемого, и они сделали это.
Дон Хуан был прав – сновидящий, заставляя свою точку сборки систематически перемещаться, раскрепощает восприятие, расширяет диапазон и масштабы того, что может быть воспринято. Для магов его партии сновидение не только открывало врата в любые воспринимаемые миры, но и готовило их к возможности войти в эти миры в полном осознании. Сновидение для них было чем-то невыразимым, беспрецедентным, чем-то таким, на что можно было лишь намекнуть, как это сделал, например, дон Хуан, когда назвал его вратами к свету и тьме Вселенной.
Им осталось сделать только одно – свести меня с бросившим вызов смерти. Я сожалел о том, что дон Хуан не позволил мне записывать, чтобы я мог лучше подготовиться. Но он был Нагвалем, который в деле любой важности полагается на экспромт или вдохновение, почти ни о чем не предупреждая заранее.
На мгновение я почувствовал себя хорошо, сидя с доном Хуаном в этом парке и ожидая дальнейшего развития событий. Но затем моя эмоциональная стабильность стала улетучиваться, и я в мгновение ока оказался на грани черного отчаяния. Меня захватили мелочные соображения относительно своей безопасности, своих целей, своих надежд в этом мире, своих проблем и тревог.
Однако поразмыслив, я вынужден был признать, что единственное истинное беспокойство, которое у меня оставалось, – это беспокойство о моих трех соратниках по миру дона Хуана. Но даже это не слишком волновало меня. Дон Хуан научил их быть воинами, и они всегда знали, что делают, и, что самое главное, он научил их всегда знать, что делать с тем, что они знают.
Имея все возможные в мире причины, чтобы испытывать беспокоившие меня с давних пор терзания, все, с чем я остался, было беспокойством за себя самого. И я предавался ему без тени стыда. Одно последнее индульгирование на дорожку: страх умереть от руки бросившего вызов смерти. Мне стало страшно до спазмов в желудке. Я пытался извиняться, но дон Хуан рассмеялся.
– Ты не уникален в своем страхе, – сказал он. – Когда я встретил бросившего вызов смерти, я намочил штаны. Поверь мне.
Я ожидал в молчании долгие, невыносимые минуты.
– Ты готов? – спросил он.
– Да!
Вставая, он добавил:
– Тогда идем, посмотрим, как ты сможешь выйти на линию огня.
Он повел меня назад в церковь. Все, что я могу вспомнить до сегодняшнего дня, – это то, как он тащил меня весь этот путь. Я не помню, как мы дошли до церкви, как вошли в нее. Дальше мне запомнилось, как я опустился на колени на длинную потертую деревянную скамью рядом с женщиной, которую заметил раньше. Она улыбалась мне. В отчаянии я оглянулся, пытаясь найти дона Хуана, но его нигде не было. Я бы заметался, как летучая мышь, вырвавшаяся из мрака на яркий свет, если бы женщина не удержала меня, схватив за руку.
– Почему ты так боишься меня, бедную малышку? – спросила меня женщина по-английски.
Я стоял, словно приклеенный к тому месту, где преклонил колени.
