воздухе. – А как тебя звали? До смерти?
– Андрей, – ответил Куратор. И исчез.
Лида осталась одна, в гулкой пустой рекреации. Напротив, на стене, большие круглые часы показывали половину десятого вечера. На вешалке, в углу, болтался оставленный кем-то цветастый зонт. Лиде отчего-то стало не по себе.
Вернее, она прекрасно понимала, почему ей сейчас неуютно. Потому что в голове внезапно возник вопрос, на который она не может внятно ответить: а она сама что такого важного сделала за свою жизнь?
Какой от нее, от Лиды, толк? В чем она преуспела? Получила пару дипломов? Подарила восемь лет своей жизни унылой типографии? Спалила квартиру бывшего мужа? Она вдруг поняла, что вне зависимости от того, умрет она сейчас, в тридцать два, или проживет до девяноста, она – Лида Овчарова – скорее всего, вообще не оставит следа во Вселенной. Не сделает ничью жизнь лучше, веселее, и, уж тем более, не спасет кого-то от смерти – по собственной воле. Бросившись в волны по велению души, презрев страх и эгоизм.
Сейчас-то они все – пятеро недо-мертвецов – спасают других ради собственной выгоды. Чтобы вернуть себе свою жизнь. Заработать второй шанс. А так, в добровольном порядке, хрен кто оторвет задницу от дивана, чтобы, например, согнать с путей глупую школьницу. Или нейтрализовать влюбленного пиромана, чтобы тот не угробил половину гостей на чужой свадьбе.
Лида вскочила, направилась к урне, чтобы зашвырнуть туда пустой стакан из-под кофе, и вдруг уловила свое мутное отражение в стеклянных окнах пустой регистратуры. Подойдя поближе, она вгляделась в свое незнакомое чужое лицо, и оно уже не показалось ей таким удивительно-прекрасным. Ей вдруг захотелось вернуть свое собственное, пусть несовершенное, но настоящее лицо, с которым она прожила тридцать два года. А сейчас у нее есть просто маска – ничуть не лучше тех, резиновых, что натянули на головы члены Высшей Комиссии, из «Сортировочной». А под маской прячется безликое трусливое существо, которое впустую спустило три десятка лет своей жизни. Без какой-либо пользы. И без особого смысла.
В груди у нее защемило, и Лида, сморщившись, беззвучно зарыдала, упершись лбом в гладкую поверхность стекла. Еще несколько часов назад она чувствовала себя супергероем, а сейчас поняла, что она – пустое место.
Наконец, прорыдавшись, Лида с трудом взяла себя в руки, выбросила пустой стаканчик, вытерла мокрое лицо, поправила волосы и пошла к своим – таким же бестолковым мелким человеческим существам. Почему-то в их компании Лиде было спокойней.
Сначала из темного провала вынырнула и замигала где-то наверху едва видимая лампочка – словно призрачный огонек, выдающий замысловатый шифр точками и тире. Потом послышался уже знакомый далекий, едва ощутимый звон – «зыыыыы». Затем свет усилился, перестал мигать, вытеснил тьму на периферию, и Кира, ослепленная, заморгала, пытаясь отвернуться. И поняла, что почему-то лежит в кровати.
Казалось, где-то рядом еще идет, тяжело сотрясая рельсы, многотонный Сапсан.
– Ку-ку! – произнес чей-то голос.
Кира пошевелилась, почувствовала, как в районе локтя неприятно дала о себе знать игла, проследила взглядом уходящую вверх тонкую силиконовую трубку от капельницы и, наконец, сообразила, что она в больнице.
– С возвращением! – повторил невидимый собеседник, а потом над головой возникло большое круглое лицо, украшенное наполовину сошедшим синяком под глазом.
Вовчик!
С двух сторон от Вовчика возникли другие лица – Саныч, Лида и Питбуль окружили кровать и весело ей улыбались.
– Привет, малыши! – произнесла губами Кира.
– Ты тут это, не елозь особо, у тебя сотряс! – строго произнес Вовчик, удерживая Киру за плечо от возможных телодвижений.
Тело она ощущала как цельный кусок тяжелой мокрой глины – тут при всем желании не поелозишь.
– Один-один! – прошептала Кира. – У тебя сотряс, и у меня.
Вовчик иронично покивал.
– Кира, мы тут неофициально, ночь уже, – сказала вполголоса Лида. – Нас Андрей… Куратор провел. В общем, ты лежи, выздоравливай, а мы тебя навещать будем. Ага?
«А как же миссия?», подумала Кира. Мысли были вязкие, как подтаявшее желе.
Вовчик уловил ее настроение.
– Миссия никуда не денется. Идиотов на наш век хватит. Главное – чтобы с тобой все было в порядке, – он снова несильно сжал ее плечо.
Кира согласно моргнула.
– Все, погнали, ей отоспаться надо! – деловито сказал Саныч.
Питбуль полез в карман, достал Тетрис, положил его поверх одеяла.
– Если будет скучно, поюзай, крутая штука, – сказал он.
Вразнобой помахав на прощанье, четверка друзей потопала к дверям палаты. Последним к кровати Киры подошел Куратор. Поправил одеяло, глянул на уровень лекарства в капельнице. Его присутствие успокаивало, даже противный звон в затылке исчез. Парень в белом, удивительно похожий сейчас на медбрата, внимательно глянул Кире в глаза, произнес едва слышно:
– Отдыхай!
Провел рукой по лицу Киры, и она мгновенно уснула.
12. КРОКОДИЛЫ-БЕГЕМОТЫ
Вовчик расстарался – для начала, перерыв всю квартиру, он нашел несколько пачек бумаги, цветные карандаши и наполовину высохшие маркеры, вывалил все это на пол в зале и принялся рисовать на каждом отдельном листе какие-то буквы. Потом усадил Питбуля эти буквы раскрашивать, а сам пропал в недрах кладовки, долго громыхал там, шарил за банками с консервацией и, наконец, извлек на свет рваный пакет с пыльной новогодней мишурой.
– Это еще зачем? – хмыкнул, дожевывая завтрак, Саныч.
– За надом! – объяснил Вовчик и вручил ему мишуру. – Стремянка в коридоре, развесь, куда дотянешься!
Лиду удивил даже не факт развешивания мишуры в июне, а то, что Саныч и не подумал возразить! Самой Лиде Вовчик протянул мятую жестяную коробку из-под масляного печенья.
– Это для надписи. Надо гирлянду сделать.
Лида погремела коробкой, открыла ее – внутри обнаружились мотки ниток, иголки и коллекция старых пуговиц.
Спустя пару минут квартира была занята делом. Питбуль, пыхтя, закрашивал на бумаге неровно нарисованные буквы. Саныч лазал под потолком, словно муха, балансируя на хлипкой стремянке и развешивая мишуру на шкафы и рамы дешевых пейзажей. Лида пришивала к длинной веревке, сооруженной из старых, связанных вместе поясов от халатов, листы с буквами «W», «E», «L», «L». Что будет написано дальше, было непонятно – Пашка дошел только до буквы «C» и с усилием слюнявил почивший в его руках маркер.
– Если ты хотел написать «велкам», одна буква L лишняя! – крикнула Лида Вовчику.
– А если думал написать «ад», смени «дабл-ю» на «эйч», – продолжил шуточку Саныч.
– Грамотеи! – недовольно буркнул Вовчик, отобрал у Питбуля лишнюю L и ушел на кухню.
– Я в последний раз такой херней в детстве занимался, – продолжал ворчать Саныч, вытаскивая из пакета очередную порцию мишуры. – Только тогда пришел Дед Мороз и притащил мне подарок.
– Да уж, Вовка у нас романтик! – похихикала Лида.
Сам Вовчик, стоя на кухне, диктовал в трубку черного телефонного аппарата:
– Нам нужно шампанское! Полусухое. Две бутылки. Нет, три. Роллы. И шоколад. У вас же есть шоколад? Нам все это нужно к двум!
«Как же! – думала ехидно Лида. – Разбежался! Сейчас пошлет тебя Небесная Канцелярия
