глазами, как живая, встала картина. Я сижу на Эмиле и кончиками пальцев ласкаю грудь и живот до самой линии волосков внизу. Я еще не беременна, но скоро буду, мы только что занимались сексом и я ласкаю, целую все его…
– Шрамы. Он весь ими покрыт после пыток, – прямо сказала я. – От ножа, ожогов…
Питерцов хмыкнул и начал записывать. Меня пронзила боль. В воспоминаниях он был живым и ярким, а теперь мне придется смотреть на холодный труп.
– Я его узнаю.
– Давайте сначала посмотрим на фото…
– Нет, – твердо сказала я. – Я хочу увидеть его.
Фотографии, видео – это не то. Его шрамы я узнаю с закрытыми глазами, мне нужно просто коснуться.
– Хорошо, – кивнул Питерцов. – Как только мы убедимся, что вашему здоровью ничего не угрожает.
Дальше я запоминала вспышками. Что-то загоралось в сознании, и я видела моменты своей жизни. Со стороны, словно на театральных подмостках.
Меня изучает врач, а я нестерпимо хочу к мужу. Затем плачу в машине, не осознавая этого. Вот, мы с Питерцовым в морге. Рядом Феликс, сын в безопасности с няней. Мое сердце колотится так, что я вот-вот упаду в обморок. Я впиваюсь ногтями в ладони, чтобы дойти… Чтобы увидеть его.
Передо мной на обшарпанный стол вытряхивают вещи. Обручальное кольцо, телефон, ремень… Взгляд цепляется за пряжку, у Эмиля есть похожий…
– Да, – шепчу я.
Питерцов по-отечески серьезно смотрит на меня.
– Вы уверены? Мы можем перенести, госпожа Кац. Вы можете отказаться от опознания.
– Нет.
Мой мир сузился в точку, белую точку, состоящую из одного желания – скорей увидеть его. И умереть вместе с ним, там, на холодном кафеле – душой, мыслями, чувствами. Или увидеть, что не он лежит на столе.
Говорят, когда теряешь того, кого любишь, всегда чувствуешь. Романтическое вранье. Ни черта ты не ощущаешь, кроме пожирающего страха. То место, что хранило в себе мое шестое чувство, молчало. И как я ни спрашивала себя – кто там лежит, пока шла по мрачным обшарпанным коридорам криминального морга, не могла найти ответ. Во мне царили молчание, страх и надежда.
Поворот, открылся вид на холодную комнату. Там, под яркими прожекторами на столе лежало тело. Я, как вкопанная остановилась на пороге, а затем заставила себя подойти.
Снова провал в памяти. Я уже у стола, дышу запахом гари и формалина, а следователь спрашивает:
– Вы готовы?
Я могу только кивнуть. Голова кружится, а взгляд прикован к крупному телу под простынкой. Это Эмиль? Это бездыханное мощное тело, пустая оболочка человека – мой муж? Я знала, что мне не покажут лица, но смотрела на залом в области головы. Эмиль, это ты? Подскажи, шепни, я тебя услышу…
– Не торопитесь. Люди меняются после смерти, вы можете не сразу его узнать.
Питерцов откинул простынь и я вздрогнула. И уже не слышала, что они говорили. Смотрела на грудь и живот в светлых волосках.
– На нем был бронежилет… – долетел голос, что-то объясняя.
Я протянула руку, чтобы коснуться. В распахнутых глазах было полно слез, я надрывно дышала носом – мне не хватало воздуха, а рот я открыть не могла. Губы были сжаты в жесткую линию. Трясущимися пальцами коснулась шрама на груди. Он выпуклый, жесткий и неживой на ощупь, словно это восковая фигура, а не человек. Изнутри меня раздирала истерика, словно кто-то бился в душе и искал выход. В ушах шумело, перед глазами окончательно помутилось. Я почти не осознавала, где нахожусь.
Реальным был только шрам под моими пальцами.
– Нет! – заорала я. – Это не он, это не мой Эмиль! Я не верю!
Прежде чем провалиться во тьму, я сорвала простынь, чтобы увидеть лицо, но меня спас обморок.
Я пришла в себя от боли и резкого запаха. Дернулась и открыла глаза: я на кушетке, около носа медсестра держала ватку с нашатырем. Я тут же возненавидела эту девушку, хотя она ни в чем не была виновата. Но она вернула меня туда, где я вновь буду страдать. Сильно болела голова, видимо, в морге меня подхватить не успели.
Ко мне подошел печальный Феликс.
– Ты узнала его или нет?
Я вспомнила ощущение неживой плоти под пальцами. Знакомый шрам… Но ведь мне не дали потрогать каждый. Не дали убедиться, всем сердцем почувствовать и принять, что это мой муж лежит на столе. Сколько в моих сомнениях истины, а сколько суки-надежды? Мне нечего было сказать.
– Я его опознал, Дина. Это он. Мне жаль.
– Ты не мог... Ты его не знал.
– На нем были шрамы, как ты говорила. Чтобы рассеять сомнения, я сдам анализ… Проведем тест ДНК. Тело… в плохом состоянии. Мне жаль, что ты это видела.
Всего секунду. Обгоревшую плоть. А еще следователь скрыл, что его застрелили выстрелом в голову.
– Возьмите образец у сына, – пробормотала я. – Так надежнее.
Глава 52
В кончиках пальцев остался холод.
Я обняла себя, не в силах согреться, и больше не реагировала на Феликса. Онемела, понимая, что силы могут понадобиться, чтобы выжить, если…
Если в морге Эмиль.
Мне нужно на воздух… Я долго плутала по ледяным коридорам, кутаясь в шубу, но нашла выход и попала в морозный полдень. После морга и нашатыря запах снега отрезвлял. Спокойно. Вдох-выдох. Я потерянно смотрела на расчищенную дорожку, посыпанную песком, на елочки в снегу. Что-то гудело. Шум исходил от мощных рефрижераторов. В морге они должны быть хорошими. Я не могла осознать, что это происходит в той же реальности, где, возможно, мой муж, обгоревший и неживой, безмолвно лежит на столе.
Этого не могло случиться с нами!
– Эмиль, – тихо позвала я.
Наша связь не откликнулась. Потому что это не он или ниточка между нашими сердцами оборвалась с его смертью? Или я ее придумала? Романтичная девушка, выдумавшая особую связь с единственно любимым мужчиной… Но перед лицом смерти все иллюзии становятся жалкими.
Вдох и выдох. Я не могла избавиться от ощущения, что меня ударили кулаком в лицо – я полностью потеряла ориентацию. Не только в окружающем мире, даже в себе. Как теперь жить? Чем дышать?
За истерику и простынь, что я сорвала с мужа и орала вне себя – «это не он!», не было стыдно. Я прислушалась к себе и поняла, что все еще жду. В глубине
