поговорили в коридоре. В детскую вошел Феликс, и когда я увидела по-собачьи печальные глаза, сердце пропустило удар.
– Дина, он хочет с тобой поговорить.
– Что случилось? – я попыталась привстать, но мне помешал ребенок на коленях.
– В «Фантоме» бойня.
Я не сразу осознала слова. Ожидала чего угодно, но меня лишь охватило дикое напряжение и страстное желание узнать, что произошло…
…Что с моим мужем?
Несмотря на раннее утро на Питерцове была идеально отглаженная форма. В нашу последнюю встречу я была беременной. Войдя, он сразу же взглянул на ребенка и, как мне показалось – виновато.
– Госпожа Кац, – он сел на место Феликса, а тот встал рядом со мной. – Вы меня помните? Нам нужно серьезно поговорить.
Какой пугающе сочувствующий голос…
– Вы помните вчерашний день? Ваш муж и Антон Волков поехали на встречу в «Фантом». Также там присутствовали отец и сын Бестужевы, Ахмедов и их люди. В ходе обсуждения разгорелся конфликт.
Он говорил отрывисто, по-военному четко – ни одного лишнего слова.
Я не плакала, но слезы стеной встали в глазах.
– Пока не ясно, кто первым открыл огонь. После перестрелки возник пожар, и обрушилась кровля. На месте происшествия еще идут работы…
Он взглянул на маленького сына, которого я прижимала к груди. В моем сердце возникла черная дыра – распустилась, как цветок, она отнимала силы, а из нее лился могильный холод. Я поняла, к чему он ведет. С сострадающим, но твердым взглядом следователь закончил:
– Госпожа Кац, мы обнаружили тело вашего мужа. Примите мои соболезнования.
Глава 51
Смерть всегда приходит внезапно. Когда ее не ждешь. Я так боялась потерять Эмиля, что когда мне сообщили об этом, я не поверила. В детскую вошел еще один сотрудник в форме, тихо заговорил со следователем, пока я бессмысленно пялилась в пространство, уткнувшись губами в горячую голову сына.
Душа начала неметь, как стекло покрывается узором в мороз… А вместе с холодом пришла уверенность.
– Это не он, – сказала я, целуя сладко пахнущую макушку. Мой ребенок сирота? Никогда. Эмиль предупреждал и просил ждать. Значит, все в порядке. – Позовите няню.
Менты переглянулись.
– Госпожа Кац…
– Это не он, – повторила я. – Опознания ведь не было?
Взгляд Питерцова не поменял выражения.
– Мы извлекли тела всех, кто там был. Сопоставили по камерам личность. Выжил один…
– Кто?
– Антон Волков. В критическом состоянии его доставили в больницу. Волков в коме. В момент обрушения крыши он был в коридоре. Тела остальных оказались под горящими обломками…
– Нет, – прошептала я сквозь слезы. – Я же сказала, это не он! Или покажите тело!
В такое сразу не веришь. Ты не только теряешь человека, ты теряешь будущее – надежды, мечты, целый мир. Все наши фантазии. Теряешь себя. Теряешь «мы» и «вместе». Это страшно: даже на миг представить, что того, кого любишь, больше нет. Он не переступит порог нашего дома, не поцелует меня, я больше не сварю ему кофе. И даже ту пощечину не влеплю, которую он заслужил. И не будет ни чудесного дома, ни карьеры бизнесмена… И я никем не стану. Пустота беспощадно поглощала всё.
Вера – мое последнее убежище. Я передала ребенка подоспевшей девушке-няне и поднялась.
– Госпожа Кац, как вы себя чувствуете? Вам нужно проехать на опознание.
Значит, в морге кто-то лежит. Полной уверенности у них нет, кто это. Иначе не предлагали бы опознать. Я пыталась сдержать сорвавшиеся с цепей мысли. Мой муж выкручивался из любых передряг. Что бы ни сказал Олег Питерцов, я буду надеяться и верить. Никто не заставит меня перестать ждать!
Я хотела пойти, но ноги почему-то не слушались. Сами подогнулись и я уцепилась за стену, чтобы не полететь лицом в паркет. Слабость, волны мурашек в руках… Я сползала на пол. Перед глазами внезапно появилась пелена, словно кто-то задвинул шторку. Я буду всегда с тобой… Всегда.
– Госпожа Кац! – ко мне подбежали. Я хотела закричать, чтобы не трогали, что со мной все в порядке, но вместо этого мычала, не ворочая отнявшимся языком. Тело поняло быстрее упрямого сердца.
– Олег! У нее инсульт!
Я упала боком, мир стал серым, а мечущиеся люди – тенями. Я смотрела из глубины себя, отрешенная и пустая. Все стало безразличным. Я несколько раз моргнула, свет мерк, но так было легче. Сквозь небытие пробивался детский плач, и от этого беспомощного звука сами собой под веками увлажнились глаза.
Питерцов оттянул веко и в зрачок хлынул противный свет.
– Госпожа Кац, вы можете говорить? – я хотела, чтобы меня оставили в покое, но он заворочал меня, прижал пальцы к шее. – Врач в пути… У нее есть заболевания?
Он обернулся, обращаясь, кажется, к Феликсу. В голосе следователя сквозило беспокойство, у него ведь дочь моего возраста. Он говорил… говорил, что я должна жить иначе, радоваться жизни, а не класть ее на алтарь мужу-криминальному авторитету.
Если я не отомру, мне не покажут тело. А я должна увидеть Эмиля, иначе в его смерть не поверю. У меня совсем не было сил, но я попыталась поднять голову.
– Госпожа Кац! – он меня подхватил. – Как вы?
Перед глазами плавал мутный туман. Я как будто не здесь, где-то в другом месте. Прямой взгляд Питерцова придал мне сил. Я диковато оглянулась, села, обнаружив развязанный пояс халата, и крепко обхватила колени. Меня сильно знобило.
Няни не было, наверное, сын расплакался, когда она его уносила.
– У тебя шок, – расправив одеяло, словно сеть, ко мне приблизился Феликс. – Давай, присядь.
Он набросил на меня одеяло, меня посадили на диван. Когда Питерцов хотел вмешаться, я покачала головой. Чувствовала я себя отвратительно. В голове какая-то муть, а в центре груди – тяжесть. Мне хотелось одного – закрыть глаза и уснуть.
– Не надо врача, – потерянно пробормотала я. – Я отказываюсь от медицинской помощи и хочу увидеть мужа… Когда вы покажете тело?
– Вы сможете его опознать? – мягко спросил Питерцов.
До меня не сразу дошел вопрос. Я? Опознать Эмиля? Я знаю каждый миллиметр его тела, часами смотрела ему в лицо. А потом вспомнила: его ведь извлекли из-под горящих обломков... Он пострадал от огня.
– По каким приметам кроме лица вы сможете его опознать? – словно вторя мыслям, спросил следователь.
Перед
