не этого.
– Да, – Марья кивнула, лишь теперь окончательно узнав ответ на тот вопрос, что задавала ей Варвара.
«Зачем тебе это? Зачем хочешь с ним увидеться?» – вопрошала она тогда, вглядываясь в глаза сбегающей из дворца царевне.
Она пришла сюда для того, чтобы примириться с собою. Понять да осознать наконец, что все закончилось.
«Что любовь наша закончилась…» – Марья глядела на Чародея, но видела лишь разоренный город, безвинных людей, загубленных им. Видела висельников на деревьях и следы темного ритуала в келье.
– Прощай, Чародей. Прощай и слушай. Коль пересекутся наши пути-дорожки, тогда уж точно вновь мы миром не разойдемся. Теперь это я тебе говорю. И, в отличие от тебя, слово свое я сдержу, будь уверен.
Отвернувшись, царевна стремительно пошла прочь, но тут Чародей вдруг вскочил, бросился за ней и, схватив за руку, грубым рывком развернул к себе.
– Что ж, так и уйдешь навсегда?
– Пусти.
Марья заиграла желваками на скулах.
– А не то что?
Он рванул ворот ее рубахи и ликующе усмехнулся.
– Все еще с тобой.
На груди царевны в свете факелов сверкала бесчисленными искрами подаренная им когда-то давно звезда.
– Пусти, сказала!
Марья вырвала руку, но Чародей вновь схватил ее и развернул к себе.
«Шельмец!»
Не раздумывая, она залепила ему звонкую пощечину. В глазах Чародея вспыхнул гнев, Марья приготовилась к ответному удару…
А в следующее мгновение он сначала хищно улыбнулся, облизывая текущую по лицу кровь, а затем притянул к себе царевну и впился жадным, страстным поцелуем в ее губы. Не выпуская, не давая вздохнуть и отстраниться.
«Как? Что? Почему?! Я не за тем здесь!» – пронеслись в голове Марьи стайкой испуганных рыбешек мысли, а затем сменились одним-единственным вопросом: «Или… за тем?»
А Чародей все целовал ее, и оттого словно поменялись для царевны местами земля и небо, а суша стала водою. Сердце ее колотилось в груди безумной птицей. Зал вокруг поглотила тьма, точно и факелы, и каменные стены смыл, утянул с собою глубоко в пучину Окиян-Море. Оставил от целого мира лишь их с Чародеем жар поцелуя да привкус крови на губах.
– Н-нет! – наконец, насилу вырвавшись, Марья отступила на шаг, выставив пред собою ладонь, как защиту. – Подойдешь – убью…
– Убивай.
Он шагнул к ней – не раздумывая, бесстрашно. И царевна тут же ударила вновь, метя все в ту же щеку. Вот только на сей раз поймал ее ладонь Чародей. А затем схватил второй рукой другую руку, глянул в глаза свирепо, так, что по спине Марьи побежали мурашки оторопи. Заломил их с недюжинной, нечеловеческой силою царевне за спину да, притянув к себе, вновь поцеловал.
На сей раз коротко, играючи будто. Дразнясь. После чего заглянул лукаво ей в глаза, и не думая отпускать.
– Убью!
Царевна дернулась в тщетной попытке вырваться и с ужасом осознала, что не в силах совладать с железной хваткой Чародея.
«Да как же это…» – паническая мысль утонула в новой ухмылке и насмешливом, как никогда, живом голосе Чародея.
– Слышал уже.
Он резко поднял ее руки вверх и одновременно с этим толкнул назад, заставляя повалиться спиною прямо на стол.
– Чего ж не убиваешь?
Новая ухмылка. Долгий взгляд. И вот уже, тяжело дыша, с невольным оскалом, царевна наблюдала, как Чародей медленно, неотрывно глядя ей в глаза точно опасному, дикому зверю, убирает одну руку, продолжая удерживать оба ее запястья другой. Наблюдала покорно. Недвижимо.
– Погоди… убью… еще…
Голос Марьи хриплый, взволнованный, смешался с судорожным вздохом.
– Я ведь не остановлюсь…
«Знаю… и молю о том…»
Она попыталась сглотнуть пересохшим горлом. Попыталась ответить, но не смогла молвить и слова.
Да только Чародей и так все понял. Прочел в ее покорности. Увидел в очах, затянутых туманной поволокой разгорающегося желания. Постыдного и всеобъемлющего.
– Да… ты ведь того и не хочешь…
Он рванул с силою нагрудную пластину ее брони, и кожаные тесемки, не выдержав, с треском лопнули, слегка обжигая при том кожу даже сквозь рубаху.
– Хочу…
Никого не сумев обмануть уже совсем бессильным возражением, Марья вздрогнула всем телом, когда отброшенная, не нужная более сталь грохнулась о плиты. А Чародей, наконец медленно отпустив и вторую руку, плавно отстранился.
– Да? Ну что ж, вот ты и свободна. Самое время нападать.
Он замер на мгновение и потянул с себя рубаху, становясь на миг пред нею беспомощным. А когда снял ее, то увидел, что Марья так и осталась недвижима.
– Ну так нападай…
Наконец совладав с голосом, наследная царевна сказала совсем не то, что должна была. Как и делала в миг этот вовсе не то, что должна. Но зато то, что хотела.
– Как прикажешь…
Чародей судорожно выдохнул, за ухмылкой скрывая волнение. Наклонился, с нежностью провел ладонью по волосам Марьи, дотронулся до щеки, коснулся губ, шеи. И, схватив за ворот толстую холщовую рубаху, одним рывком разорвал ее, оголяя полную грудь царевны. Замер, глядя на нее с ликованием, океаном, плещущимся в глазах, а затем, так и не притронувшись, опустился ниже, стягивая с Марьи порты. Оставляя ее полностью обнаженной пред собой. Здесь, на столе, среди огромной пустой залы и потрескивающих в абсолютной тишине факелов да биения двух живых сердец. И только после наклонился, покрывая ее гладкую белую кожу поцелуями. Горячими, точно пламя. Неторопливо, пядь за пядью поднимаясь все выше. А уж когда добрался до губ, Марья, словно ожив, сбросила оцепенение и ответила ему: обвила ногами страстно, прильнула, извиваясь ласкою, отдавая страсти всю злость, отчаяние, тоску и боль, что накопились за эти годы. Оставляя глубокие, алые борозды царапин на сильной, оголенной спине.
– Постой… погоди…
Оттолкнув Чародея от себя, она заставила его распрямиться. И, глядя в глаза, распустила завязки его одежд, уронив тяжелую ткань на пол.
– Так лучше…
Она призывно откинулась назад, покорно подняв руки над головой. А потом Чародей взял свою морскую царевну. Сильно, грубо. И, быть может, это была странная любовь. С поцелуями до крови на губах, с укусами, царапинами и ударами. С безумными криками и хриплыми, на грани смерти стонами. Но это была любовь, без сомнения, истинная. Такая, которой предстояло умирать еще долгие и долгие годы. Так же, как умирали в тот вечер несколько раз наследная царевна и ее Чародей. Умирали и возрождались вновь.
А после, когда они, наконец, сполна насытились друг другом, а в узкие бойницы залы упал окрашенный разведенным багрянцем рассвет, Марья подхватила свои вещи и просто ушла. И не было в то раннее утро ни неги в объятиях, ни разговора по душам. А лишь пустота и тоскливая печаль по несбыточному.
«Прощай, Чародей…»
Глава девятая
О Бабе-яге, Василисе Прекрасной и войне
На закате времен КощеевыхВ тот день, когда свершилась решающая битва супротив орд Бессмертного
Дождь хлестал не переставая. Уже давно превратил он поле в топкое, чавкающее болото. Размыл остатки старой дороги да выплеснул из берега реку, превращая ее мерное
