Ватутину показалось, что врач походит на ребенка, увлеченного сложной и жестокой игрой; как ни хотелось ему выяснить, что знает арестованная, в душе он испытывал ужас от того, что происходило перед его глазами. Неужели это от страха – а вдруг когда-нибудь эту технику допроса будут пробовать на нем…
* * *
Тело Светланы расслабленно распласталось в воде. Напряжение от непрерывных часов страха истощило ее. Теперь из груди вырывалось неглубокое частое дыхание, как у женщины, готовящейся к родам. Даже тело предало Светлану, и сознание пыталось покинуть тело и искать спасения самостоятельно. Ей казалось, что сознание отделилось от бесполезного мешка плоти и ее дух, внутренняя сущность, душа или что там еще, отрешенно парил, одинокий и свободный. Однако свобода была не меньшим проклятием, чем все происшедшее ранее.
Сейчас она могла двигаться свободно, видеть окружающее пространство, но вокруг была пустота. Светлане казалось, будто она плывет или летит в трехмерном пространстве, границ которого она не видела. Она чувствовала, что ее руки и ноги двигаются безо всяких усилий, но когда она попыталась взглянуть на них, то обнаружила, что они находятся за пределами ее поля зрения. Светлана чувствовала, что они двигаются… но их не было. Часть ее сознания, все еще способная мыслить рационально, убеждала, что это всего лишь иллюзия, что она плывет навстречу своей гибели – но ведь даже это лучше одиночества, правда?
Так продолжалось целую вечность. Наиболее приятным было отсутствие усталости в невидимых частях тела. Она прогнала мрачные предчувствия и наслаждалась свободой, ощущением того, что видит пространство вокруг себя. И увеличила скорость. Ей казалось, что впереди более яркое пространство, чем оставшееся позади. Если там свет, то она найдет его, а свет будет спасением. Бессознательно она вспоминала, какое наслаждение испытывала в детстве, плавая в воде, очень давно… наверно, лет пятнадцать назад?
Светлана была чемпионкой школы в подводном плавании, ей удавалось на одном дыхании проплывать намного больше остальных. От этих воспоминаний она почувствовала себя совсем юной, юной и бойкой, прелестнее и лучше одетой, чем окружающие ее дети. На лице Светланы появилась ангельская улыбка, и она не обратила внимания на тревожные сигналы все еще бодрствующей части рассудка, предупреждающей ее о надвигающейся опасности.
Она плыла вперед, казалось, много дней и недель, все время к яркому пространству впереди. Ей понадобилось еще несколько дней, чтобы понять – пространство вокруг нее не становится светлее, но она пренебрегла последним предостережением угасающего рассудка. Она стала прилагать больше усилий и впервые почувствовала усталость. Однако пренебрегла и этим. Ей нужно воспользоваться своей свободой, твердила она, ей нужно выяснить, где она находится, или, что еще лучше, выбраться из этого ужасного места.
Ее сознание покинуло тело, отделилось от него и. когда поднялось на достаточную высоту, взглянуло вниз на отдаленную плывущую фигуру. Даже с такой большой высоты оно не могло разглядеть границ этого огромного аморфного мира, но видело далеко внизу крошечную фигурку, которая плыла вперед, одинокая в пустоте, в тщетных усилиях двигая призрачными руками и ногами.
* * *
Отчаянный крик, донесшийся из динамика на стене, едва не выбросил полковника Ватутина из кресла. Немцам, наверно, доводилось слышать такие крики, крики жертв в лагерях смерти, когда за ними закрывались двери и в камеру начинали поступать ядовитые газы. Но этот крик был куда страшнее. Полковнику приходилось присутствовать при казнях, он видел пытки, слышал вопли боли, ярости и отчаяния, но он впервые слышал крик души, приговоренной к страданиям, превосходящим мучения в аду.
– Вот… это означает начало третьей фазы.
– Что?
– Видите ли, – объяснил врач, – человек – общественное животное. Наше сознание и органы чувств предназначены для жизни, при которой мы непрерывно получаем импульсы, позволяющие нам реагировать как на наше окружение, так и на действия других людей. Стоит лишить человека компании других людей, лишить его внешних раздражении, и сознание остается наедине с собой, полностью изолированное от окружающего мира. Мы обладаем обширной информацией, подтверждающей эти теоретические выводы. Возьмите этих идиотов на Западе, которые пускаются в кругосветные плавания в одиночку. Очень многие из них сходят с ума, а некоторые просто исчезают – по-видимому, кончают с собой. Даже тем, кому удается уцелеть, кто ежедневно пользуется радио для связи с остальным миром, – даже им часто требуются врачи, наблюдающие за ними и предупреждающие психологическую опасность одиночества. А ведь эти люди видят окружающую их морскую поверхность, видят свои яхты, чувствуют движение волн. Бели лишить их всего этого… – Врач покачал головой. – Они продержатся не больше трех суток. Здесь, как вы видите, мы полностью изолируем людей от внешних раздражении, от окружающего мира.
– А сколько удалось продержаться тут самому стойкому?
– Восемнадцать часов – это был доброволец, молодой оперативник из Первого главного управления. Единственная трудность в том, что пациент не может понять, что с ним происходит. Это меняет конечный результат. Они ломаются, разумеется, но все-таки не до конца-
Ватутин с облегчением вздохнул – Это была первая хорошая новость, услышанная им здесь.
– А сколько еще продержится эта?
Врач всего лишь взглянул на часы и улыбнулся. Ватутина охватил приступ ненависти к нему, но он овладел собой и отогнал это чувство. Он понимал, что этот врач, этот «целитель» делает всего лишь то же самое, чем занимался он сам на протяжении многих лет, причем добивается результатов намного быстрее и без видимых повреждений, которые могли бы поставить государство в неловкое положение на открытых – по требованию общественности – процессах, проводимых КГБ с очевидной неохотой. К тому же такой метод допроса имел еще одно достоинство, о котором даже не подозревал врач, приступая к работе над этой программой…
– Итак… в чем заключается третья фаза?
* * *
Светлана увидела, что они плавают вокруг ее тела. Она попыталась предупредить тело об этом, но тогда пришлось бы вернуться в него, и на это она не осмелилась. Вообще-то она не видела, кто это, знала только, что какие-то тени, хищные тени снуют вокруг ее тела. Одна из них приблизилась и тут же свернула в сторону, затем снова рванулась к нему. И Светлана последовала ее примеру. Она пыталась бороться, но что-то тянуло ее к телу, которое скоро должно погибнуть. Она вошла внутрь тела в последний момент. И потребовала от своих рук и ног, чтобы они двигались побыстрее, но сзади уже приблизилась хищная тень. Челюсти широко открылись, охватили все ее тело и медленно сомкнулись вокруг нее. Последнее, что она увидела, – это свет, к которому она плыла, – этот свет, осознала она наконец, никогда не существовал. Она понимала всю тщетность своего протеста, и все-таки он сорвался с ее губ.
– Нет! – Она не слышала, разумеется, своего крика.
Теперь она была обречена на возвращение в свое бесполезное тело, в эту серую массу перед глазами и к этим конечностям, двигающимся без всякой цели. Каким-то образом она понимала, что ее воображение пыталось защитить ее – и потерпело полную неудачу. Но отключить воображение было выше ее сил, и теперь его усилия сконцентрировались на уничтожении. Она рыдала, рыдала, не издавая ни единого звука. Ужас, который она сейчас испытывала, был намного хуже простой паники. По крайней мере в панике таился выход, отрицание того, перед чем она находилась, возможность укрыться внутри самой себя. Но здесь не было самой себя. Она присутствовала при собственной смерти, видела, как это случилось. У нее больше не было настоящего и, уж конечно, отсутствовало будущее. Все, что у нее осталось, – это прошлое, и ее воображение выбирало из него только самое худшее…
