я не позволю её сожрать! Подавись! Выхватываю амулет и сую ему прямо в глотку. Моя рука пылает, но я чувствую, что и Пожиратель личности находится в агонии. Повешенный хватает меня за голову и начинает пальцами выдавливать глаза. Кто из нас первый сдастся? Хватит ли у меня сил добить демона?
Я что-то чувствую там, внутри. Моя рука на что-то наткнулась. Меня зовут Фред! Фред Шольц! Вспомнил, андроид — робот-гуманоид или синтетический организм, предназначенный для того, чтобы выглядеть и действовать наподобие человека. Я начинаю вспоминать. Память возможно вернуть, черты характера возможно вернуть! Значит, даже самый заблудший человек не потерян. Не потерян, пока он жив. Пока есть жизнь, есть надежда.
Ты ведь уже нападал на меня до этого? Я потерял нечто большее, чем знание имени и андроидов? Чувствую это все сильней. Забыл нечто очень важное, нечто прекрасное. Память с запахом нектара…
Глаза вот-вот лопнут. Не могу удерживать его, не могу забрать большего. Вдруг раздается грохот, я сворачиваюсь калачиком на каменном полу, держусь за голову. Чувствую, что кто-то подошел ко мне, кто-то коснулся моей головы. Я открываю глаза, это Этель.
— Фред, ты в порядке? — спрашивает она меня, — я услышала твой крик. Еле нашла тебя.
В руках её я вижу пистолет.
— Куда ты стреляла? Ты его видела? Видела его?! — лихорадочно бормочу я.
— Да, я видела, смотри. Честно сказать, никогда раньше не стреляла.
Я встаю и оборачиваюсь к чучелу, в его туловище появилась небольшая дырка от пули.
— Хороший выстрел, — говорю я ей.
— Да, вот только я в голову целилась.
— Не важно, куда ты целилась, и как попала. Ты вывела меня из состояния кошмара, а это главное. Еще немного и я бы погиб. Спасибо тебе, — говорю я, обнимая Этель, — теперь осталось лишь покончить с этой голодной тенью.
Подхожу к чучелу Пожирателя личности и запихиваю амулет прямо в пасть жуткой маски. Пора умирать, древний идол, проклятые паразит. Интересно, вернутся ли ко мне утерянные куски сознания? Я ничего не чувствую. Быть может, на это уйдет время, но теперь мы вновь обретём себя. Интересно, вспомнят ли себя мертвые, опустошенные оболочки в своих могилах? Хотя. Быть может прошлого уже не вернуть. Надо двигаться дальше. Я ведь даже не знаю, что потерял, а значит, и горевать уже нет смысла.
— Ну что? — прерываю я тишину, — а теперь на вершину маяка, танцевать?
* * *
Холодные ветра омывают вершину маяка. Звезды сияют на чистом небе. Мы стоим на вершине маяка близ его призрачного сияния. Мы так и не знаем, что именно создает этот свет, хотя и стоим прямо перед ним. Нам это и не важно. Могу лишь предположить, что это была наживка для путников, которым суждено было стать пищей для зла, обитающего под маяком. Сейчас же свет маяка лишь диско-шар, что светом своим на небе создает ступени, по которым мы взойдём в рай.
Ставлю кассету в проигрыватель, тот начинает медленно скрипеть. Скрип постепенно переходит в звуки музыки. У нас с собой около десятка кассет, чтобы подобрать идеальную музыку.
— Слишком медленная, — говорит Этель, услышав первую песню.
— Слишком красивая, слишком правильная, — говорю я про вторую, — не для нас она.
— А вот эта, кажется, ничего. Немного дерганая, зато как заводит!
Припадаю ухом к проигрывателю. Чувствую, как звуковые волны бьются об мою барабанную перепонку, пуская мне молнию в голову. Электричество, порожденное звуком, волной расходится по моему телу, меняя ритм сердца. На мгновения я чувствую себя не человеком, а сгустком молний, ритмично бьющихся внутри. Смотрю на море, на его черный холодные воды. По позвоночнику пробегает холодок. Морские волны. Что отличает вас от звуковых? Да ничто практически. Звук — продольные, море — поперечные. Но суть одна, энергия, распространяющаяся в пространстве. А значит, море — таже песня. Вслушиваюсь внимательнее, одновременно всматриваясь в море. И вот, мои глаза начинают слышать море, а море звучит также, как песня на кассете.
— Что это за песня? — спрашиваю я у Этель.
— Не знаю, на ней не было названия. Взяла её из дома вместе с остальными.
— Значит, судьба. Само море танцует сегодня с нами. А значит, и весь мир. Это она, наша песня.
Я последний раз кидаю взгляд на Город, сияющий разноцветными огнями. Прощай, моё Техно-инферно.
Мы с Этель стоим напротив друг друга. Я закрываю глаза. Разве нужны они нам? Аккуратно я начинают переставлять ноги на скользкой от небольшого слоя льда. железной решётке, которая служит здесь полом. Маленькие шажки со временем сменяются более уверенными движениями. Мы танцуем, а вместе с нами наши души, но они уже на два шажка выше. Чувствую, как танцует скелет внутри моего тела, как в ритм музыки вибрирует воздух в моих легких. Мое сердце — барабан, грохотом своим сотрясающий вселенную. Вся моя нервная система — танцующая шаровая молния.
Мои ноги двигаются в такт песни, и, кажется, будто их у меня теперь четыре или даже больше. Они словно слились в единое облако. Позвонки хаотично вертятся вокруг своей оси. Веки мои срастаются, я ощущаю, как свозь них начинается медленно просачиваться мягкий белый свет.
В ладони мои ложатся ладони Этель. Я чувствую, как сливается и перемащивается наша энергия. Этот шторм, этот поток, этот огонь. Не остановить! Мы шагаем по ступеням лучей, волны ударяют маяк, пытаясь подбросить к небу или разрушить до основания! Движения мои расслаиваются, словно я одновременно чувствую, как я двигался до и как буду двигаться через секунду.
Чувствую биение сердца Этель. Её пульс проходит через мои руки и попадает в моё сердце, мое сердце бьётся в ответ. И вот наши грудные барабаны синхронизированы. Такие слабые, хрупкие, но прекрасные сердца, я чувствую на них каждую заплатку. На крыльях боли мы поднимаемся все ближе к звездам. Всё проносится перед глазами.
Странная пора детства, почти мной не запомнившаяся. Она манит меня в памяти как странная легенда, как сказка. Факты и обрывочные воспоминания.
Кажется, самым первым моим воспоминанием было, как меня зимой везли на машине куда-то. Я тогда не умел даже ходить. Помню реку и цветущий зеленый луг, запах пыльцы. Запах грозы.
Первые дни в школе. Я так стремился туда почему-то. День за днем в зелёных стенах. Это уже не тот летний луг. Чего я ожидал от школы, не понимаю. Первые годы прошли как пытка. Словно я все время шел по граблям. Мало что получалось. Не умел так хорошо учится, чтобы быть отличником, не умел разговаривать с одноклассниками,
