могу сопроводить его домой?
Андреев расхохотался. Он хохотал редко. Улыбнуться – еще куда ни шло. Но хохотать. Его хохот меня напугал.
– Прекрасная шутка! Великолепная!
Я так не считал. И мне показалось, что он оттягивает время для главного.
– Ох, Гиппократ, Гиппократ… Вы просто окажете и нам, и вашему товарищу небольшую услугу. Кстати, вы ведь в курсе, что он давно мучается язвой желудка. Запущенной язвой. Ну-у-у… Как врач вы могли это заметить. И этот чересчур бледный цвет лица. И это постоянное страдальческое выражение в глазах. Этот вечный испуг в сутулости. И холодный пот… Впрочем, если и не заметили – вполне простительно. Подобные симптомы являются признаками самых разных болезней, а иногда просто говорят о шаткости нервной системы. А еще проще – характера.
– Сочувствую Аристиду. Но язва – вполне излечимая болезнь в современных условиях.
– Да, вполне. Как и грипп. От которого нередко и умирают. Медицина… Мне ли вам объяснять – не стопроцентная наука. Она не гарантирует стопроцентное излечение из наипростейших болезней. А Аристиду нужна срочная операция. Кстати, после вашего разговора ему стало плохо. Прямо на дороге. По пути к дому. И прямо на дороге его и забрала неотложка… Нужна срочная операция. Увы.
Я похолодел. Я все понял. Впрочем, зачем я лгу? Даже самому себе. Я сразу все понял, когда увидел его у себя на диване. Мне хотелось закричать. Показать фигу. Плюнуть ему в лицо. Затопать ногами. Черт знает чего мне захотелось. А черт – это и был Андреев. Значит, он, возможно, угадал мое настроение.
– Увы, – протянул я, пытаясь потянуть время.
Я хотел, чтобы время само мне подсказало – топать мне ногами или плюнуть в лицо. И время мне подсказало. Какое замечательное, великолепное, умное выражение: время подскажет. Главное, в него сильно верить. Видимо, в этот миг я очень сильно в это поверил.
За матовой стеклянной дверью (и у бесов бывают ошибки, в данном случае – с выбором дверей) мелькнула тень. Да, всего лишь мелькнула. Но я ее узнал. Тысячу чертей, да даже если напротив меня сидят тысячу чертей, я узнал эту тень! Разве это возможно? Еще как возможно! Это была Яга! Нет, я себя не успокаивал, пытаясь найти оправдание дальнейшим событиям. Я просто узнал тень. И по моему лицу тоже пробежала тень. Я сам это почувствовал. Физически. До озноба… Только бы он не заметил. Только бы не заметил.
Он заметил. Но не тень Яги. А мою тень, ту, которая пробежалась по моему лицу. Но это было не страшно. Это было даже уместно и оправданно.
– Ведь вы меня поняли? – Он смотрел прямо в глаза.
Ненавижу, когда смотрят в глаза. Мне всегда казалось, что в глаза смотрят трусы, чтобы оправдать свою трусость за счет другого. Особенно если этот другой отведет взгляд. Я не отвел взгляд. Хотя мне было ужасно противно. Противно – не более.
– Я все понял, – спокойно ответил я.
И сам удивился, как можно отвечать так спокойно, когда внутри бьет озноб.
– Все. Кроме одного. Ведь вы прекрасно знаете, что я сочувствую Аристиду. Впрочем, я это и не скрываю. Более того – пытаюсь спасти его, переубедив вас. И еще более того – он мой старый знакомый. Из моей юности. Вам не кажется, что это нечестно? Мошенничество? Грубые правила игры? Да, мы уже все поняли – чтобы запылал свет на планете, нужно убрать много теней. Это ладно. Тени – они тени и есть, не более. Но заметьте, никто из нас не ожидает, что завтра мы вернемся на землю с вашего острова и начнем напропалую убивать тех, кого знаем лично! Своих друзей, родственников, сослуживцев, соседей. Глупость! Выйдите завтра в центр аудитории и объявите об этом! И я посмотрю, что получится! По меньшей мере – бунт.
– Я вас понял. – Он так же не отрывал от меня своего бесцветного взгляда. Точно, рыбьего взгляда. Вот что более всего отталкивало от него. – Отлично понял. И почти согласен с вами. Почти. Поскольку в любом деле возможны и обязательны исключения. Возможны и обязательны! Для каждого из вас! И никакую ситуацию нельзя исключить. Никакой неожиданный поворот событий.
– Но здесь – не экстремальная ситуация. – Я так же в упор смотрел на него. – Вместо меня вы можете послать любого. Кто не был раньше связан с Аристидом.
– Нет, не могу. Я обращаюсь конкретно! Именно к вам! И знаете, почему?
Наши взгляды схлестнулись. Ей-богу! Битва взглядов. Большая битва.
– Знаете почему?
Я отрицательно покачал головой. И взгляд мой выстрелил.
– А потому, что я вам менее всех доверяю.
И я опустил взгляд. Я проиграл большую битву взглядов. Мне не доверяли…
Хотя я что – с луны свалился! С какой стати мне должны были доверять? Деньги? Слабенький аргумент. Учитывая, что они наверняка тщательно покопались в моем прошлом. А там было многое – кроме жажды денег. Впрочем, возможно, благодаря этому они и поверили. Реваншистам верят всегда и больше всех. А я играл в реваншиста. И все же. Неужели они мне доверяют меньше всех?
– Мы вам доверяем не меньше всех, не пугайтесь вы так. И все же вы включены в группу риска. Нет, не из-за вашего прошлого. Где было все, кроме желания обогащения. Здесь мы вполне вам поверили. Наверстать упущенное – самое распространенное желание. Особенно у реваншистов. Тем более – вы правы. Завтра любой откровенный подонок может вдруг вспомнить мамочку и березку под окном. И послать нас всех к черту… Я много повидал на своем веку. Ломок. А такие, как вы… Более устойчивы к прошлому, что ли. Как правило, они его недолюбливают. Ведь вы не страдаете чрезмерными воспоминаниями? Так я и знал. И все же… Все же вы – в группе риска. И Аристид – тому подтверждение. Слишком еще много в вас сантиментов.
– Ну а еще я старой закалки, – не подумавши, ляпнул я.
– Вот и еще повод для группы риска. И очень убедительный.
– И, заметьте, не скрываемый. – Я пытался исправить свою оплошность. – Я довольно начитанный человек. Все начитанные довольно сентиментальны. И вам ли не знать, что радикалы из высших эшелонов, как правило, тоже страдают сантиментами. И потому… Буду еще более откровенен. Я пытаюсь спасти Аристида. Дайте ему еще шанс.
– Это не обсуждается, – отрезал Андреев.
И я понял – для Аристида назад пути нет и быть не может.
– И зачем? Вы действительно окажете товарищу услугу.
– А его сыну? – Я вяло сопротивлялся, но уже собирался поднять руки вверх.
– Сыну? О…
