с потолком не в силах пошевелить даже пальцем. — Макс больше мне не напишет, я в этом уверена. Я почти опозорила его, заставив заняться сексом в публичном месте. Тобиас, вероятно, ненавидит меня теперь. Я бы себя не простила, будь я на месте каждого.
“Позвони Фрее…” — предложило подсознание.
— Никакой Фреи. Она поседеет от моих выходок раньше времени!
А тем временем календарь напоминал, что через несколько дней мне исполнится двадцать четыре. Я думала было сложно в пятнадцать, затем в девятнадцать, но с каждым годом всё сложнее и сложнее. Это и есть взрослая жизнь? Ежедневно бороться с трудностями, вставать перед выбором, жертвовать чем-то или наоборот пускаться в омут с головой, а после разгребать горы навоза? Почему жизнь не может быть проще. Зачем эти испытания на прочность?
Меня абсолютно не смущало, что я забила на работу и лежала посреди рабочей недели дома, закидываясь очередной порцией вина. Директору сказала, что заболела. Ну, разок можно и приврать.
“Разок?”— ворчало подсознание.
“Заткнись!”
Я врала самой себе. Не нужен мне никакой Макс и прочие мужчины. Я просто хочу Тобиаса. Целиком и полностью. Как хотела тогда на озере Итурия четыре года назад. Было так мерзко от этих чувств, ненавидела саму себя за них. Но больше, чем себя, я ненавидела Тобиаса и его игры.
“Возбудим и не дадим. Вот его девиз.”
“Знаешь какой мой девиз? Ежики плакали, но продолжали есть кактус”,— отвечала подсознанию.
Тобиас — мой кактус. Кактус, из которого делают текилу, которую нельзя ни с чем мешать, иначе не вспомнишь на утро, как звали. И я уже не понимала ни кто я, ни кем являюсь. Где та Октавия, которая боялась подпускать к себе людей, ограничиваясь малым кругом друзей, которую пугали видения и вводили в ступор, где та девочка, что думала, что никому не нужна? Да вот она. Лежит в обеденное время, пьяная от вина, пьяная от любви. Настолько пьяная, что тошнит уже.
Я любила Тобиаса Бергмана. И никакой брат не мог его заменить. Я ничего о нем не знала, но любила. Любила всю эту отстраненность, любила эти адские горки, любила, когда он был груб и еще больше, когда был нежен. Любила, когда он внезапно появлялся, любила всё это время. Скажи он мне сейчас, что чувствует тоже самое, и я была бы на небесах от счастья.
Но он не говорил. Ничего не говорил, сколько бы я не спрашивала.
“Может, ты задавала не те вопросы?”— грустно спрашивал внутренний голос.
“Может. Но это уже неважно. Я переспала с его братом. И это точно оттолкнет его от меня навсегда”.
“Ты видела хорошее будущее с Максимилианом. Счастливое”.
А еще я видела, как бегу со всех ног к парню волосами до плеч, собранными в хвост, и я готова поклясться, что это был Тобиас. Это не мог быть не он.
“А еще ты видела, как он ускользает от тебя в черном портале…”— напомнило подсознание самое первое видение, которое пришло мне во время слежки в Академии.
Но я же знала, что видениям нельзя верить полностью. Они обманчивы, они лживы. Они дарят надежду и беспощадно разбивают мечты о камни реальности. Дар провидения — худшее, что со мной случалось. Из-за него все проблемы.
“Провидение — часть тебя, прими уже это”.
— Моя самая бесполезная часть… Я боюсь смотреть в будущее! — закричала, ударяя рукой с бокалом по кровати и проливая вино на белые простыни. Если была бы совсем эгоисткой, то вместо вина это была бы моя кровь. Кровь, пущенная, чтобы остановить эти мучения. — Оно никогда не сбывается!
“Так почему ты отвергла Зака, раз твои видения не имеют значения?” —резонный вопрос, на который у меня был заготовлен ответ.
“Потому что мне было пятнадцать. И я ничего не знала о жизни”.
“А сейчас ты ее познала полностью, что ли?! Какие наши годы!”.
Вино уже не лезло в глотку, подсознание не затыкалось ни на минуту. Мысли, мысли, мысли.
— Надо больше вина, — и эта идея показалась мне одной из самых гениальных.
Пошатываясь, но всё-таки удержав равновесие, двинулась на поиски красного бодрящего напитка. Неубиваемая Ленар осталась в далеком прошлом. Была только убитая Ленар.
А дома ни капли не осталось, три пустые бутылки грустно смотрели на меня из мусорного ведра, который я пнула от всей души. Закричала, что есть мочи, выплескивая накопившееся.
— Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! — вдыхала через нос и выдыхала через рот, но не помогало. — Ненавижу тебя, Тобиас!
Убежала назад в спальню и упала лицом в подушку, сдерживая слезы. Но все было тщетно. Этот поток не сдержать.
Купила билеты на ближайший поезд. Уехать, сбежать. Домой, подальше от всего этого дерьма. К маме и папе. Туда, где меня любят такой, какая я есть. Написала ребятам, что отменяю празднование дня рождения и не хочу никого видеть и отключила коннектор. Я не смогла бы дать внятный ответ ни на один вопрос от них. Они жили свои жизни, в которых для меня осталось слишком мало места. Проживали свои счастливые дни.
Макс же вел себя также как Леон. У меня как будто открылись глаза. Да, вежливый. Да, спокойный. Да, обращался со мной как с хрустальной вазой. Но нет. Был и деготь в этой бочке мёда. Максимилиан был слишком… слишком… Максимилиан. И то будущее, что я видела с ним — это одна из тысячи мечт, которым не суждено сбыться. Я даже не стала писать ему, что уехала. Начало казаться, что я за ним бегаю. Вечно жду, когда у него будет на меня время, выискивая время в его расписании.
“Ты его использовала, чтобы выбесить Тобиаса!” —напоминало подсознание о моей оплошности.
“Цыц!”
Сутки в поезде и я ощущала себя все лучше и лучше, хоть и устала физически. Быть подальше от всех, посвятить время себе. Не об этом ли говорила Кассандра? А все, чего я хотела — это побыть с семьей, которую давно не видела.
Родные стены встретили запахом свежей немагической выпечки, фиалок на подоконниках, щепоткой слез после долго разлуки и литрами папиной медовухи. Вот где истинный мёд. В родных объятиях, в добрых подколках, в любящих сердцах. Родители всегда были для меня примером. Столько лет вместе, а всё еще смотрели друг на друга горящими глазами, хоть и постоянно спорили и ругались.
“Разве вы с Тобиасом не ведете себя также?!”— возмущалось подсознание.
“Сравниваешь жопу с пальцем. Родители — это родители”.
— Ты выбрала подарок на день рождения? — спросила
