— Что тебе нужно, Элис? — спросил наконец Саймон — холодно и отстраненно.
«ТЕБЯ», — промелькнул единственный и самый очевидный ответ в голове Элис, но она побоялась произнести это вслух.
— Сильный ливень, — сказала она.
— Ты пришла затем, чтобы сказать мне об этом? — усмехнулся Саймон.
— В такую грозу опасно стоять здесь.
— Я знаю. Но я не боюсь ни грома, ни молний, дорогая Элис. Не боюсь ни лошадей, ни людей, ни смерти, ни, наверное, самого бога. Я не боюсь ничего и никого.
Неясное воспоминание промелькнуло в голове Элис, и она сказала, не задумываясь:
— Кроме меня.
Он застыл словно изваяние на фоне угольно-черной ночи.
— У меня нет причин бояться тебя, Элис. Скорее это ты боишься меня.
Он повел рукой, и тут же вспышка молнии прорезала темноту, словно повинуясь его движению. Последовал оглушительный раскат грома.
Элис отшатнулась назад, и Саймон рассмеялся. Его смех показался ей не менее грозным, чем громовые раскаты.
— Вот видишь, — сказал Саймон, — ты сама не знаешь, чего ты хочешь, а если и знаешь, твои страхи сковывают тебя. Иди в постель, Элис. Я не хочу снова прикасаться к тебе.
Снова! Вот оно, то самое слово — ключ к событиям вчерашней ночи!
— Ты взял меня прошлой ночью? — напрямик спросила Элис.
— Разумеется, — усмехнулся он. — Поначалу ты не была уверена в том, нравится тебе это или нет, но под конец ты стала вести себя весьма… напористо.
— Почему я этого не помню? Ты околдовал меня? Произнес какое-нибудь заклинание?
— Это не я, — ответил Саймон. — Ты выпила вино, которое тебе не предназначалось. В нем-то все и дело. Ты была очень требовательна, моя любимая. Так что опасность остаться в старых девах тебе больше не грозит.
Элис почувствовала, как краснеют ее щеки, в то время как все тело наливается ледяным холодом. Саймон же, казалось, вовсе не замечал ни грозы, ни холода, ни вспышек молний.
— Вот, значит, почему я все забыла?
— Да. Но, может быть, и просто от стыда. Ведь ты так хотела меня вчера.
Взгляд его был по-прежнему холоден. Элис не думала, что золотистые янтарные глаза могут быть такими неприступными, но они были холодны, как лед, как дождь, продолжавший неистово хлестать вокруг.
— Зачем ты пришла, Элис? — снова спросил Саймон. — Чего ты хочешь?
У нее не было ответа на этот вопрос, и Саймон, не дождавшись его, снова повернулся спиной к Элис.
Тогда она сделала еще шаг по ледяным плитам площадки. Сверкнула молния. Еще один шаг. Прогремел раскат грома.
Элис знала, что проходит сейчас испытание. Кто же испытывает ее на самом деле — коварный демон или милосердный бог? Впрочем, сейчас это было для нее неважно. Она сделала еще шаг, каждую секунду ожидая смерти.
— Что ты делаешь, Элис? — спросил Саймон, оборачиваясь. Лицо его перестало быть непроницаемым. Он удивился. Он не ожидал этого.
Элис остановилась. Очень страшно было удаляться от спасительной лестницы, ведущей вниз.
— Смотрю в лицо своим страхам, — дрожащим голосом ответила она.
— В лицо смерти?
— Ты можешь убить меня?
— Молния может.
— Ты собираешься убить меня? — настойчиво повторила Элис.
В небе снова пророкотал гром.
— Ты можешь сесть на лошадь ради меня? — спросил Саймон.
— Да.
— А пройти по площадке ко мне?
— Да.
И она вновь осторожно пошла вперед под струями дождя, с трудом волоча за собой подол промокшего платья.
Саймон смотрел на нее спокойно и очень внимательно. Элис была сейчас похожа на факира, идущего по раскаленным углям. Саймон не произнес ни слова, пока Элис не приблизилась. На полпути она остановилась и выпрямилась, расправив плечи, подставляя лицо ледяным струям.
— А ты можешь подойти ко мне? — спросила она.
— Да, — ответил Саймон.
Он быстро преодолел те несколько шагов, что разделяли их, обнял Элис и припал губами к ее мокрому лицу.
Он промок насквозь, и рубашка его прилипала к телу, когда Элис срывала ее с Саймона. Он распустил шнуровку ее платья, стащил его и бросил на мокрый каменный пол как подстилку. Стянул с Элис тонкую нижнюю рубашку и уложил свою жену — обнаженную, мокрую — прямо под сверкающими молниями и струями дождя. Она увидела над собой бушующее небо и золотистые глаза Саймона.
Ей хотелось, чтобы он взял ее быстро, но Саймон не спешил, зачарованно гладя ее тело. Там, где его касались пальцы Саймона, оно мгновенно согревалось и загоралось внутренним жаром. Он поцеловал ее в губы, и она ответила на его поцелуй. Элис обняла обнаженную шею Саймона, чувствуя под пальцами его горячую влажную кожу, стальные мускулы и шрамы, оставшиеся от старых ран. Он поцеловал шею Элис, опустился ниже, к груди, и когда его губы коснулись ее сосков, все тело Элис вдруг изогнулось вверх, словно дуга лука, а с губ слетел слабый стон. Саймон положил ладонь между ее ног. Элис поначалу испугалась, но потом медленно развела их в стороны, позволяя мужу трогать себя, дразнить, играть со своим телом. Саймон опустил голову, и там, где только что были его пальцы, оказался язык.
Элис опять захотелось вскрикнуть, но она не смогла, потому что потеряла от волнения голос. Наслаждение захватило ее, сводя с ума. Молния сверкнула в небе, и такая же вспышка пронзила вдруг все тело Элис. И тогда она наконец закричала.
Гром сердито ворчал с высоты, но стук сердца Элис заглушал раскаты грома. Ей хотелось прекратить эти мучения, но томление было так сладко, что сопротивляться не было сил. Ничего подобного она не испытывала никогда в жизни.
Пальцы Саймона вдруг скользнули глубоко внутрь тела Элис, и на секунду ей показалось, что она теряет сознание. Она слышала вокруг себя шорох крыльев. То ли ангелы расправляют белоснежные покрывала, то ли исчадия ада собрались вокруг, чтобы захлопать своими перепонками.
Саймон накрыл Элис своим могучим телом. Он обхватил руками ее запястья, и Элис на секунду подумала о том, какие у него разные руки — одна скрюченная, изуродованная, вторая же — легкая, с чуткими длинными пальцами. Потом она закрыла глаза, и Саймон вошел в нее глубоко и сильно, наполняя собой все ее лоно.
С этого мгновения для нее больше не существовало ни дождя, ни молний. Жаркая, влажная, она жадно принимала в себя мужа, подчиняясь ритму его движений.
«Любовь — это грязь и сырость», — говорила ей леди Хедвига.
«Любовь — это божественная влага», — подумала Элис.
Тело ее изгибалось, движения становились все сильнее, все яростнее. Плоть Саймона все глубже проникала в нее, но Элис хотелось большего.