Свечи из шалфея и розы эйтне, настои свежих трав каждый вечер и каждое утро. Я сделаю своей задачей твое исцеление, Эолин. Я дам Жакетте конкретные инструкции относительно твоего ухода в ближайшие дни.
— Значит, ты ничего не видел? Ты не заметил какой-либо бреши в моей ауре?
— Нет. Уверяю тебя, нет.
— Что, если Демоны Наэтер снова найдут путь сюда?
— Мы были бы дураками, если бы не подготовились к такой возможности, но проклятие, которое я наложил, выиграло нам время. Порталы, которые демоны Наэтер использовали в крепости, были идентифицированы и запечатаны. Найти другой путь для них будет нелегко.
— Я не хотела оставлять детей одних, но и не рискнула взять их с собой в этот поход, какое место безопасно для них? Восточный Селен? Южный лес? Где-то вне этого королевства?
— Прятать своих детей никогда не будет решением, Эолин. Если мы потерпим неудачу в Селкинсене, защита воли короля ляжет на твоего сына и его советников. Он должен присутствовать, чтобы принять свое правление.
— Так много ненависти и так мало причин, — она покачала головой. — Когда мне не снится Акмаэль, мне снится его отец. Кедехен подходит ко мне и вкладывает свой меч в мою руку. Убей их, говорит он. Убей их всех, ибо их не отговорить от их кровавых амбиций. И я склонна согласиться.
— Но ты никого не убиваешь.
— Я убила многих. Мехнеса, Наэтерских Демонов, а теперь…
— Во сне, Эолин. Во сне ты никого не убиваешь?
Она нахмурилась.
— Я держу меч Кедехена и с яростью смотрю на своих врагов. Я поднимаю клинок и бросаюсь на них, но тут же просыпаюсь, обеспокоенная вкусом их страха. Обещанием их крови.
Маг позволил себе улыбнуться.
— Если и есть что-то, что ты уже должна знать о себе, Эолин, так это то, что у тебя замечательное сопротивление жажде мести.
— Я не уверена.
— Ты пощадила Лангерхаанса.
— Бортен посоветовал мне сделать это. Если бы я казнила Лангерхаанса, вся его семья отвернулась бы от нас. Если бы я помиловала его без наказания, они бы убежали, чтобы присоединиться к Рёнфину. Так что я оскорбила и опозорила его публично так, как он и все остальные никогда не забудут. Я подозреваю, что Лангерхаанс будет играть в ту же игру, что и ты. Он пошлет часть своего дома Рёнфину, а остальное мне, надеясь сохранить его кровь, кто бы ни победил. Не идеально, но больше, чем было бы в противном случае.
Она сжала губы в тонкую белую линию.
— Когда эта война закончится, я еще, возможно, найду способ избавиться от этого беспокойного лорда из Нью-Линфельна, — добавила она. — А ты, Кори? Почему ты пощадил Бэдона?
Вопрос застал его врасплох.
— Я не понимаю, что вы имеете в виду, моя Королева. Бэдон сожжен по вашему приказу и по воле Совета.
— Этот союз принесет нам много пользы, маг Кори, если мы перестанем говорить лишь часть правды.
Кори долго смотрел ей в глаза. Тогда что-то высвободилось внутри него. Последнее препятствие, возможно, на пути, который больше всего ускользал от него.
— Я не уверен, Эолин. Я знал Бэдона в другое время, когда то, во что он верил и что делал, представлялось в ином свете. Он и Церемонд не были плохими людьми, просто слишком твердыми в своих убеждениях. Они научили меня грозному волшебству, и за это я им обязан. Несмотря ни на что, я не переставал восхищаться их мастерством и знаниями. Бэдон страдал по-своему, увидев смерть своего ближайшего друга и пережив восстановление всего, что они пытались разрушить. Он глубоко раскаивался в том, что высвободил силы, убившие Акмаэля. Человек, которого они привели на костер, был несчастным, измученным и сломленным. Полагаю… я полагаю, я увидел в нем что-то от себя, кем я мог бы быть, если бы история пошла иначе. Казалось малой милостью усыпить Бэдона до того, как его коснется пламя. Я не жалею об этом. Я бы сделал это снова.
Эолин изучала его, выражение ее лица выражало смесь понимания и меланхолии.
— О, если бы кто-нибудь оказал такую же милость моей матери, когда она горела.
Кори посмотрел через реку на пейзаж без деревьев, который вел на север к пустошам Фэрнворна. Холодный и влажный ветер бил ему в лицо.
— Кто сказал, что никто этого не сделал?
Глава тридцать седьмая
Друзья-враги
Мариэль села на низкую ветку в образе горного ястреба, взъерошив перья, пытаясь удержать равновесие. Над кронами последние лучи сумерек окрашивали горы в едва заметные языки пламени, но здесь лес был окутан тьмой. Мягкое биение крыльев возвестило о прибытии ее спутниц. Призвав человеческую форму, Мариэль бесшумно спрыгнула на землю. С ножом в руке, она огляделась.
Треск сверчков наполнял ночь. Песнь лягушек указывала на наличие поблизости воды. Кроме того, ни один звук не тревожил спящий лес или густой ковер из сухих листьев.
Мягким свистом полуночного дрозда она позвала Бетанию и Делави. Ее спутницы приняли человеческий облик в коротких вспышках света и тихо приземлились рядом с ней.
— Хороший инстинкт, Мариэль, — Бетания произвела светящийся кристалл. Беловолосая мага направила свет так, чтобы он осветил участок папоротника. — Сегодня у нас будут мягкие кровати, и здесь много дров для костра.
— Не думаю, что нам следует разводить костер, — ответила Делави. — А если нас увидят?
— Мы хотим, чтобы нас видели, — Мариэль подошла к краю поляны и быстрыми, чистыми взмахами ножа начала собирать ивовый папоротник. Побеги были перистыми на ощупь, срезанные стебли источали мягкий и успокаивающий аромат. — Мы — гонцы королевы Мойсехена, а не враги, проникающие скрытно.
— Тогда почему мы ведем себя скрытно? — спросила Делави. — Мы могли бы просто подняться на перевал Селкинсен.
— Так быстрее.
— Нет, если мы заблудимся.
— Мы не заблудимся, — сказала Мариэль. — Этот лес похож на Южный лес. Деревья показывают мне путь. Поможете с костром?
Делави кивнула и принялась за работу, набирая охапки ивового папоротника, Она разложила ветви у Бетании, которая складывала дрова для костра.
— Неважно, говорят с тобой леса или нет, — сказала Делави, — я бы предпочла проникнуть на эту территорию открыто, через настоящие ворота и башню.
— Леса — это ворота в царство Хелии, — ответила Мариэль, — а горы — ее башни.
— Чепуха, — сказала Делави. — Даже у горцев есть нормальные дороги. Мы просто решили не использовать их.
По тихому призыву Бетании загорелась пирамида из веток. Искра превратилась в ярко-желтый огонь, который прогнал тени и холод. Бетания села на пятки, наблюдая за мерцающим
