навестить его в самый неожиданный момент, и, как послушный младший братец, он не мог просто взять и отказать ей в этом… Ну еще и потому, что она, скорее всего, ему бы вломила, но это так, милые детали, не стоившие упоминания.
Когда дорогущая тачка затормозила прямо рядом с ним, Кайто присвистнул. Ого, что, еще не взорван? Он с прищуром взглянул на выбравшуюся оттуда (ей, как и обычно, дверь отворил водитель) фигуру в строгом пиджаке и осветленными волосами, улыбнулся приветливо. И хмыкнул, когда Такэко осмотрела его самым что ни на есть критичным взглядом.
— Ты же чуть не умер, да?
— И тебе привет, — Кайто пожал плечами. — Что-то в этом духе.
— … и ты даже не позвонил.
В следующую секунду его сдавили в таких медвежьих объятиях, что Кайто зашелся в кашле и с трудом, настолько сильно его стиснули, услышал короткое мрачное:
— Больше не заставляй меня так волноваться.
У Такэко был весьма интересный способ… продемонстрировать волнение. Фыркнув, Кайто тяжело выдохну и обнял ее в ответ, после чего на самое ухо, так, чтобы только она услышала, шепнул:
— Как отец? Не сильно тебя кошмарит?
— Все нормально. Мне нравится… где я нахожусь, — голос ее зазвучал мягче. — Помни, что если что-то произойдет, то ты всегда можешь вернуться. Я позабочусь об этом.
— Спасибо за предложение. Надеюсь, никогда им не воспользуюсь.
Они разомкнули объятия, и Такэко критично уставилась на раненную ногу, на которую Кайто старательно не переносил вес.
— В следующий раз, когда попадешь в такую передрягу — не стесняйся звать на помощь. Или я вломлю тебе по лицу.
Еще и смутилась, посмотрите. Таким тоном в миленьких вещах признавались, а не обещали кинуть на прогиб. Впрочем, Кайто лишь смахнул слезу, понимая, что рад это услышать. Хоть что-то в его дрянной семейке не менялось.
— Только чур без папочки.
— Тогда договорились.
Они поговорили еще немного, обо всем. На прощание Такэко смачно поцеловала его в щеку — чисто как сестра, никаких извращений — после чего исчезла обратно в автомобиле. Проводив умчавшуюся в закат тачку, Кайто некоторое время постоял на улице, обдумывая услышанное. Затем, развернулся и побрел обратно в караоке, и по дороге бросил последний взгляд в стеклянную витрину, где, как ему показалось, увидел совсем другое отражение — в униформе шинсенгуми и с пугающей лицевой пластиной в форме черепа.
Когда он моргнул, наваждение исчезло, и, едва слышно, сквозь зубы он процедил:
— Я еще покажу, кто тут мертвый груз.
Затем задумался, поскреб подбородок.
— Ну, хотя бы Такэко-тян на меня не особо злится.
И вошел внутрь.
Следующую песню Исао он пропускать не собирался.
В небольшой закусочной на углу сегодня было оживленно.
Шепот сидела за столиком и гипнотизировала взглядом сочный ролл, лежавший перед ней в ровненькой картонной упаковке. Ни следа бинтов на голове, ничего, даже шрама; лишь медицинская маска на лице. Шаурма перед ней не испарялась, она манила сочным мясным ароматом, и слюнки наворачивались от одной лишь мысли, что она может вцепиться зубами в эту вкусную синтокурочку.
Рядом раздались шаги, и она даже не подняла голову — лишь кивнула, когда ее гость сел напротив, держа в руке точно такой же сверток. Примерно ее ровесник, может, младше — сложно было сказать на вид, в свободной одежде. Лишь одно выделялось в нем ярко: белоснежные короткие волосы и глаза яркого золотого цвета с узкими зрачками.
Инари. Шепот ему кивнула и продолжила свое наблюдение за шаурмой.
— Извини, что я опоздал на всю эту вечеринку.
Судя по голосу, ему действительно было неловко. Хорошо. Она кивнула ему, намекнув, что все в порядке. Никто не умер, и на том спасибо.
Шепот стянула маску и сорвала картон. Невероятный аромат ударил в нос…
Никто не умер… Даже та девушка. Которую, кажется, знал Инари?
— Да. Я ее знаю, — Инари внимательно наблюдал за ней, не моргая. — Спасибо, что помогла ее спасти.
Если уж и благодарить, то не Шепот точно. Она многозначительно взглянула на него, и, помедлив, Инари застонал, после чего поинтересовался — и, когда углядел контакты отряда, что зачистил корабль, лишь вскинул бровь. Но кивнул. Он быстренько что-то набрал на смартфоне, денежный перевод, кажется, с благодарностью за еще одну спасенную жизнь, после чего легким движением, словно бумажку, смял его и вышвырнул прочь.
— Все, что я понял за все то время, пока торчу в Эдо: благодарность должна быть материальной.
Шепот лишь пожала плечами, уже жуя.
Затем, Инари присоединился к ней и откусил первый кусочек — такими же острыми, как у нее, клыками.
Из-под воды медленно показалась одна рука. Когтистая, в свете тусклых фонариков те сверкнули холодной сталью. Следом — вторая.
Затем, на берег медленно, подобно кайдзю из старых фильмов, показалась фигура. Массивная, вода рекой стекала с нее, но та не реагировала абсолютно, вглядываясь в темноту безглазым лицом — но сенсоры чуяли все. Когда в ее голове родилась какая-то идея, она неторопливо прошла вперед, к стене, на которой, уже истрепавшийся от ветра и дождя, висел плакат.
«Концерт молодого айдола, Виви!» — значилось там.
Фигура заколебалась и протянула к постеру свои когти. И, легким движением, сорвала, разглядывая девушку на плакате поближе. Минута, две, пока, наконец, ее голову не осенила идея — надо сходить. Концерт будет скоро, он точно успеет.
И, согласившись с этим, Ичиро скрылся в темноте трущоб.
… деньги за победу Кичиро в конкурсе мокрых маечек, куда его зазывали в баре, команда потратила на коробку лапши.
Пожалуй, этой дряни на ближайшее время они точно переели.
Глава 18. Нопперабо
Ханзе сидел перед ним, развалился на стуле с видом, будто сейчас у него шило в заднице засело, и он очень хотел вскочить и начать наворачивать круги. Он бы так и сделал, наверняка, если бы Шинра лично не дал ему по шее за такую первую попытку и не намекнул, что если он будет бредить раны, то получит еще сильнее. В отличие от многих, бояться ему было нечего.
Один раз умирал — а там не так страшно.
Рубашки на Ханзе не было, только голый торс с перебинтованным плечом. Очки валялись в стороне, и два ярких изумрудных глаза сверлили его так внимательно, что, казалось, еще чуть-чуть, и залезет прямо в душу. Но души не существовало, Шинра знал, поэтому опасаться он мог разве что очередной долгой монотонной лекции, в которой этот умник рассказывал, почему его обсер ночью был не