Таня не ведала о том, что совсем на немного разминулась с поисковой группой. Она рыскала по лесу в поиске добычи, запоминая каждую ямку и овраг и стараясь не сильно удаляться от реки, чтобы не искать потом другой источник чистой воды. Она пыталась охотиться на водоплавающих птиц или разыскать их гнезда, но увы — период гнездования уже закончился, а подобраться близко у Тани никак не получалось: птицы вспархивали задолго до того, как она могла бы броситься на них.
Выловить рыбу «голыми зубами» никак не удавалось, единственное, чем порадовала речка — Таня случайно наткнулась на выползшего на берег рака. Рак больно прищемил наступившую на него лапу, а Таня взвыла от боли, инстинктивно хватила врага зубами поперёк покрытого панцирем тела — и прибрела кусочек вкусного свежего мяса, которое легко вытащила из расколотого панциря. Побывавшая в клешне у рака лапа побаливала, но вдохновленная удачей Таня обшарила всё мелководье в поиске другой ползающей добычи и разжилась еще десятком крупных раков. Человеческий разум робко напоминал, что после долгой голодовки опасно набивать желудок сырым мясом, но звериное тело с презрением отвергало сомнения разума, да и досыта наесться не получилось. Тело оказалось право: никаких негативных последствий от поедания раков Таня не почувствовала, наоборот — голод приутих, тело наполнилось новыми силами, в нём забурлила радость жизни. Та самая примитивная радость, которую доставляет утоление изначальных базовых потребностей, избавление от голодных мук, дающее надежду пожить ещё немного.
Раки остались единственной добычей Тани в ту ночь и, видимо, стали удачей новичка, поскольку за весь следующий день Тане не удалось раздобыть ни крошки мясной пищи, а ягоды успели набить оскомину. Обиднее всего, что по лесу шастало множество самой разнообразной еды: Таня видела спускающихся к водопою оленей, но не рисковала приближаться к их вооруженным копытами ногам; видела низко пролетающих птиц, прыскающих от неё кроликов и мелких зверюшек наподобие барсуков. На деревьях трещали местные белки, но предусмотрительно не спускались на землю, где их напрасно поджидала Таня. По реке плавали уткоры, но Таня так и не дождалась, когда они поближе подплывут к тем зарослям камыша, в которых она засела. Без людей и своры собак Таня оказалась неважнецкой охотницей.
Вторые сутки, как Таня шла и шла, удаляясь от магической ограды, а до сих пор ей не перепал сытный обед. По ночам она с тоской прислушивалась к вою волчьих стай: их резкий отрывистый лай во время гона добычи каждый раз сменялся звуками смертельной драки, стоном поверженной добычи и потом наступала тишина — тишина довольства хищников, пирующих под ночным небом. Волки были сыты, поскольку у них была стая. Как-то раз Таня попробовала подобрать остатки волчьей добычи, но на поляне, к которой она осторожно приблизилась после ухода серых хищников, нашлось море других пирующих на остатках волчьего стола: шакалы мигом прогнали взашей рыжую собаку, и грифы, дожидающиеся в небе своей очереди, издевательски прохохотали ей вслед своими скрипучими пронзительными голосами.
Казалось, сам лес говорил Тане: «Домашней собаке не место среди дикой природы!»
«А где моё место? — уныло думала страшно голодная Таня. — Сколько иду в одном направлении вдоль реки, а всё запаха людей и эльфов нет! Нет тёплых ароматов человеческого жилья, запахов охотничьих костров, и собачьи следы оставляю здесь только я. Даже в небе не видно ни одного летательного аппарата, словно я незаметно прошла порталом на незаселенную планету!»
На третий вечер странствий в поиске пищи и разумных существ Танин слух привлек странный шум: словно кто-то пытался выкарабкаться из-под земли. Царапающие звуки сменялись звонкими, распадающимися на отдельные дробные капли хлопками, как от падения крупного тела в мелкую лужу.
Навострив уши и принюхиваясь, Таня двинулась к источнику звуков. Вскоре она оказалась у края ямы — в этом месте небольшой подземный приток реки создал под землёй промоину, образовав естественную ловушку: любой достаточно тяжелый зверь, ступив на тонкий слой земли, прикрывавший эту промоину, неизбежно должен был провалиться вниз, под переплетённые корни деревьев, аркой окаймлявшие мокрое дно глубокой ямы. Наступить на этот предательский тонкий слой не повезло крупному серому волку. И сейчас он старательно, но безрезультатно, пытался допрыгнуть до корней наверху или взобраться вверх по глинистому, скользкому, выгнутому дугой над головой склону.
При виде рыжей собаки, просунувшей морду в яму, волк злобно ощетинился и зарычал.
«Неразумное животное, — покачала головой Таня, — чего рычит? Вот испугаюсь я и сбегу — кто тогда ему поможет? Впрочем, чего мне бояться, если он точно никогда самостоятельно из ловушки не выберется? И опять-таки — в чём тогда смысл его угрожающего рыка?»
Волк словно подумал о том же самом: он перестал скалиться, встал на четыре лапы, задрал голову кверху и повёл носом, принюхиваясь к Тане. Та в ответ тоже демонстративно принюхалась и дружелюбно заворчала, заявляя о своих мирных намерениях. Волк переступил с лапы на лапу и тоже утробно заворчал, потом коротко проскулил, смотря на Таню умными и хитрыми жёлтыми глазами. Зверь явно просил о помощи, а Таня понимала, что никак не может бросить на голодную мучительную смерть живое существо — совесть человеческая потом покоя не даст.
Глубина ямы была метра четыре, не меньше. Человеку достаточно было бы сбросить вниз крепкую длинную палку, которую он мог бы вбить, как шест, и вылезти наверх, но звериные лапы — не руки. Таня задумалась. Человеческий ум не раз выручал её в зверином теле, должен был и сейчас не подвести. Так и вышло: большой засохший куст невдалеке навёл на мысль. Таня бросилась таскать к яме весь сухостой, все упавшие ветки, какие удавалось найти, и скидывать их вниз. Волк быстро смекнул, что она пытается сделать: всё сброшенное он срывал в одну большую кучу, уминая её лапами для большей плотности, создавая себе высокую площадку для прыжка. Однако яма была глубокой, а зубы меньше пары рук приспособлены для собирания хвороста, так что Тане долго пришлось обегать окрестности, собирая подходящий материал для забрасывания дыры. Дело было сделано наполовину, когда из ближайшего ельника выскочила небольшая стая волков — штук десять серых длинноногих хищников.
Таня замерла с очередной палкой в зубах по другую сторону ямы. Пленник подземелья явно учуял сородичей и коротко затявкал из глубины. Пушистая волчица, возглавлявшая стаю, метнулась к яме, злобно рыча на Таню и явно раздумывая, какая задача первоочерёдна: растерзать пришлую собаку или выяснить, что случилось с товарищем. Таня бросила палку к лапам, вся подобралась, вытянув хвост трубой, настороженно поводя ушами, но не делая резких движений и не отступая ни шага назад. Попытку отступления могли счесть бегством, а это наверняка спровоцировало бы зверей на нападение. Она промолчала в ответ на рычание волчицы, лишь настороженно переступила лапами, вытянула морду и повела носом — так встречались собаки в пиллоке, когда дружественно предлагали мир.
Волк в яме вновь затявкал, и волчица отвернулась от Тани, сунув морду в провал в земле. Остальные волки столпились за своей предводительницей, предупреждающе ворча и скалясь в сторону рыжей собаки: инстинкты говорили им, что от извечного друга человека добра ждать не стоит, а нюх убеждал, что от этой конкретной собаки разумными существами уже не пахнет, что она — как и они — дитё дикой природы.
