решимостью и в тоже время хладнокровием, волей заставляя людей выслушать его, и продолжил – по старому обычаю, если смерть-судья приговоренного не взяла в первый раз, то вины на нем нет! Разве не тому учили нас предки, оставившие нам справедливый закон! Мы были посланы спасти этого человека – Андрей указал на сжавшегося Вичко, – чтобы вы признали свою ошибку и попросили у него прощение за свои неправедные действия!
– Ишь, ты какой выискался защитник! А знаешь ли ты в чем его вина? – с ехидцей и поддевкой заговорил приближающийся к нам тщедушный мужичок, весь какой-то сморщенный, вертлявый, «липкий».
– Знаю – ответил Андрей, – на нем нет вины!
– Это как так? – не унимался новый «собеседник», – скотину потравил и выходит правильно сделал? Слышали, народ честной? А, Вичко-то, наш – герой!
И злобно засмеялся, явно провоцируя расправу уже над нами, люди подались вперед, окружили нас плотным кольцом.
– А я посмотрю ты голова здесь – начал мой друг, – себя выше закона поставил, выше предков, выше князей, его поддерживающих! Так получается!
– Так, да не так! – крутился мужичок, – Вичко со своим отродьем ущерб всем нанес, служить тьме стал, она вас и послала его спасти, чтобы он и дальше свое темное дело творил! Люди – завопил неожиданно этот «правдолюб» – что же такое делается на белом свете? Совсем нечисть распоясалась! Пора кончать с ней, нечего ее речи льстивые убаюкивающие слушать, ай да хлопцы, хватай «козлатых».
И после призыва сам отбежал в сторонку, наблюдая за произведенным эффектом от своих слов. Толпа зашумела, послышались выкрики, и из ее среды стали выходить крестьяне и обступать нас еще более узким кольцом. Кто что держал в руках, я не знаю, чем бы все закончилось, если бы Андрей неожиданно для всех не бросился на самого ближайшего от него мужика и не отобрал умело вилы. После, стал ими орудовать мастерски, защищая меня и Вичко. Не прошло и несколько минут, как все желающие исполнить волю «узловатого» лежали на земле без сознания. Остальные пыл свой резко поубавили и отступили на пару шагов назад. Обескураженные, селяне смотрели на Андрея, не терявшего время даром, поймавшего голову и связавшего того своим поясом. Никто не решался подойти и забрать поверженных.
– Отнесите их в дома – скомандовал Андрей, – приведите в чувства.
Когда унесли последних, толпа вокруг нас выросла, к ней присоединились те, кто пропустил первый акт «спектакля», и теперь все вместе ждавшие продолжения.
Андрей посмотрел на людей и стал говорить.
– Я пришел сюда устыдить вас! Что же вы, мужики, головы в печах схоронили, а горшки заместо голов нацепили? Чем теперь думаете? А? Я вас спрашиваю! Жили мирно, складно долгое время, друг другу доверяя, последнее для соседа своего не жалея. А теперь в кого вы превратились? Где ваше единство, где ваше соседство? Поверили хулителю! Собрата чуть на тот свет не отправили за то, что он вам глаза хотел раскрыть на жизнь вашу. Как можно было так сердце свое очернить и в камень его обратить? Чему у вас дети будут учиться – злобе, ненависти, вражде? Стыдно мне за вас, мужики!
– А ты нас не стыди – заговорил насупленный дед с густой бородой, с синими выступающими на руках венами от тяжелой работы, – сам-то иль воин иль разбойник, уж больно ты горазд оружием орудовать и посему видно добро чужое отнимать, как я погляжу, приходилось. Скотину и хлеб растить надо, спину гнуть от зари до зари, семью надо кормить. А ежели падучая напала, дык виновник сыскался, а после него опять тишь да гладь, что делать прикажешь?
– Я, может, и разбойник, однако, наветы на своих не приветствовал и напраслину не допускал! И на вопрос твой справедливый так отвечу – ты сам поразмысли, отчего скотина до приживалы вашего не падала, а после его появления у вас начались распри, недоверие, трудности с хозяйством? Что на это скажешь?
Дед молчал, как и все остальные. Андрей всех обвел взглядом, селяне смотрели на него и что-то ждали.
– А чего вы ждете от меня, мужики? Это вы на расправу скоры! Я же могу рассудить по чести, с толком! Хотите?
– Ежели сумеешь так рассудить, тогда валяй – отозвался на вопрос тот же дед.
– Кто имеет против Вичко, говори… – спросил Андрей, – только по правде, вспомнив жизнь с ним соседскую. Подводил ли он когда кого-нибудь, зла лютого желал? Может, воровал, лукавил, за руку был пойман?
Ответа не последовало, и мой друг продолжал.
– Тогда с чего ему вашу скотину травить? Ну, нашли его чашку у соседа! Да разве можно по ней человека жизни лишать? Как же он такой хитрый столько времени претворялся изворотливо, а посуду свою забыл? Темнота помешала ему? А ночью вы к нему обращались за помощью, что он в это время делал?
– Да, вестимо что, спал! – утвердительно ответил другой мужик.
– Так за что, я вас спрашиваю, вы его в яму посадили?
После долгого молчания, дед за всех задумчиво проговорил, почесывая затылок: «выходит, не за что!»
– Выходит, вы человека невиновного осудили! – резюмировал Андрей, – но я вам скажу, кто по-настоящему повинен во всем – это вы сами! Вы позволили приживале взять над вами верх, затуманить головы и превратиться в стадо. Становитесь снова людьми! А этого – толкнув ногой лежащего «подстрекалу» – отправьте на место Вичко. И еще, приведите ему семью, и живите с миром!
Я стоял и смотрел, как бежали навстречу друг другу Вичко и жена с детьми, их слезы радости, люди тоже смотрели на это воссоединение. Сложно было сказать, насколько удалось образумить жителей деревни, мне хотелось верить, что здравый смысл победит окончательно, оставалось только верить!
Андрей коснулся моей руки, предлагая уходить, пока внимание селян было приковано к трогательной семейной картине. Мы стали незаметно удаляться, однако, Вичко вскоре нагнал нас и принялся сердечно благодарить, точнее моего друга. Андрей искренне пожелал ему счастья, посоветовав впредь быть осторожнее, внимательнее к новым людям, что нельзя допускать такого безволия. Потом объяснил, что торопится, и мы продолжили свой путь. Когда я оглянулся, Вичко еще стоял и смотрел вослед, махая нам рукой. Всплыл знакомый образ калейдоскопа событий, отчего я внутренне улыбнулся.
Некоторое время шли молча, каждый погруженный в свои думы. Тишину нарушил Андрей, желая поделиться своими мыслями.
– Ты видел детей, как же важно, чтобы они не совершали ошибок своих родителей, своего предыдущего поколения. Невозможно построить нечто стоящее, если старые промахи перекочевали в замысел их нового образа жизни. Я сам
