«
Как сладок сна конец, и новое начало Уже зовёт меня на бой с самой судьбой. Пусть замыслу богов я снова проиграла, Но всё ещё дышу под Красною Луной!» Несколько секунд мне понадобилось, чтобы сообразить, как спящая Сирена может петь. Потом я вдохнула, убедившись, что действительно всё ещё дышу и нахожусь в сознании. А потом вспомнила про свои часы. Ровно восемь утра. Взгляд метнулся к настенным часам, что висели в комнате. Они ожидаемо показывали семь пятьдесят пять.
— Смотри-ка, прекрасно работают! — обрадовалась леди Эстель, открывая глаза. — И ты уже встала! Нравится?
— Вы чего сегодня так рано? — Фиди возмущённо приподнялась на локте, щурясь от слабого утреннего света.
— Невероятно! — я не была уверена, ругаюсь или восхищаюсь. — Что это за куплет?
— Это из жёлтой листовки бродячего барда, — сладко потянулась Сирена. — Взяла ещё в Нуотолинисе перед отплытием. Он сказал, что это последние строки блестящей поэмы, великой истории, которую он обязательно напишет. И представился, как известный Искусник Ирбский. Слышала о таком?
— Никогда не слышала, — честно призналась я, всё ещё ошарашенная внезапным подъёмом. — Но впечатление он точно умеет производить.
— О да! — подтвердила Сирена. — Такой манерный. Угостил меня леденцом.
Я начала подозревать, что за бард этот Искусник Ирбский, но решила не озвучивать свои домыслы. Сегодня у нас намечалось занятие по «Божественной природе заклинаний», которое начиналось у статуи семи богов. Ложиться обратно в постель было плохой идеей, потому что я рисковала проспать.
— Раз я сегодня проснулась первая, значит, первая иду в душ! Нужно предстать перед богами в лучшем виде.
Я ещё раз взглянула на свои часы и достала чистую форму. Мои соседки не возражали.
* * *
— Девейна, — магистр Калькут остановилась возле статуи семи богов и порывисто указала на женщину в свободных одеждах: — Прародительница богов, богиня мира и благополучия, покровительница исцеления. Хозяйка цветущих садов вечной жизни.
Первокурсники, облачённые в шерстяные мантии, послушно подняли взгляды. Мелкая туманная изморозь заставляла всех щуриться, но богиню было видно хорошо. В одной руке бронзовая Девейна держала кубок, наполненный фруктами и цветами, в другой — змею. Аккуратная головка её с подобранными волосами была склонена на бок, а застывший взор светился доброжелательностью. В отличие от Биатрисс Калькут, суровый вид которой представлял серьёзную угрозу. Магистр сложила руки за спиной и принялась мерить площадь перед академией широкими шагами, кидая на студентов строгие взгляды.
— Нет бога более благочестивого, чем пресвятая Девейна. Она принесла в жертву свою любовь, разлучившись с безумным Толмундом и отослав его в глубокие подземелья грешников. Деяния Девейны и её последователей направлены во благо всего существующего. Магия исцеления — величайшая из магий, не способная навредить ничему живому.
По толпе прошёл неодобрительный гомон, но Калькут быстро его прервала.
— Кто? — закричала она так, что все вздрогнули и замолчали. — Кто знает, чем ещё склонность исцеления отличается от других?
Повисла напряжённая пауза, никто не решался высказаться. Магистр выжидающе осматривала студентов, не прерывая молчания.
— Тем, что её носители могут исцелять? — наконец неуверенно спросил кто-то.
Магистр Калькут шумно и зло вдохнула, выставив подбородок. Он был самой массивной частью её лица, и выглядел поистине внушительно. Между бровей женщины залегла глубокая складка. Магистр ждала.
— Могут приносить обет Девейны? — предположила студентка Лавбук.
— Кто? — снова закричала магистр, и студенты подпрыгнули. — Кто это сказал?
Взгляд женщины при этом остановился на Сирене.
— Это она, — без промедлений сдала соседку серебристая лилия и указала в сторону Мотаны.
Магистр подошла к девушке и посмотрела сверху вниз, не опуская подбородка. Мотана Лавбук вжала голову в плечи.
— Вы идёте на факультет исцеления?
— Я пока не решила…
— Так решайте! — надавила магистр.
Мотана опасливо огляделась по сторонам в поисках поддержки. Все молчали.
— Обет Девейны, — магистр отвернулась от неё и вновь принялась ходить возле статуи, — это нерушимая клятва, которую приносит обладатель священной склонности исцеления, принимая на себя однозначные обязательства. В случае нарушения этой клятвы целитель немедленно умирает.
