приглашай крепких, здоровых, чтобы трудились, не щадя сил, надо, чтобы дело спорилось, чтобы к будущему лету всё было готово...
На обед Иоанн отправился в терем супруги, желая поделиться с ней планами относительно росписи храма. Стол был накрыт, Софья ждала его со своими боярынями. Тут же находилось и семейство Траханиотов во главе с дворецким великой княгини Юрием Дмитриевичем Старым. Обед проходил оживлённо, разговор зашёл, естественно, о предстоящем путешествии царевны в Троицкую обитель. Молчание Иоанна накануне она расценила как полное его одобрение, оттого говорилось о походе как о деле совершенно решённом.
— Я уже все распоряжения сделала, — говорила Софья, убирая кружевную накидку на шею, чтобы она не мешала при еде.
Гречанка так и не привыкла к русским традициям, предписывающим замужней женщине при посторонних людях накрепко убирать волосы под платок-убрус или шапочку. Но совсем не считаться с обычаями она тоже не могла. Потому в жаркое время года убирала волосы под кружевные платки, которые очень шли к её лицу, освежали и даже молодили её, в то же время приоткрывая роскошные чёрные волосы, которые она тоже не желала никак заплетать на две косы, а укладывала с помощью собственной парикмахерши, привезённой ещё из Рима. Чёрные кудри, приподнятые на затылок красивыми локонами, романтично выглядывали из-под кружевного покрова и ниспадали на плечи.
«Да уж, жёнка мне досталась — лучше и желать нечего», — подумал Иоанн, поглядывая на Софью и потягивая из кубка вкусное критское вино — подарок от новгородцев, которым он поделился и с супругой, переправив в её погреба несколько бочонков с напитком.
— И когда же думаешь отправляться? — спросил он.
— Да что ж откладывать, на следующей неделе и тронемся.
— Стало быть, надо гонцов по дороге разослать, чтобы дворцы путевые приготовили для отдыха и ночлега, — рассудил государь.
— Да, мой супруг, в этом я на тебя рассчитываю, — Софья ласково улыбнулась мужу.
Он хоть и не был доволен её скорым решением отправиться в паломничество, но недовольства своего не показал: пусть поступит по-своему, раз считает, что это ей поможет.
— Кто сопровождать тебя будет? — спросил он жену.
— Дмитрий Мануилович брата своего Юрия со мной отправляет да супругу для пригляду, — пошутила Софья. — Марфа со мной пожелала пойти.
Иоанн глянул на молодую боярыню, дочь Шуйского, сидевшую на краю стола, и та, вспыхнув, тут же опустила свою головку. Великий князь знал от жены, что эта девица была влюблена в его дьяка Фёдора Курицына, и Софья даже просила мужа вступиться за влюблённых. Но это было не в правилах Иоанна — вмешиваться в чужие семейные дела. Шуйский отверг сватовство Фёдора и волю дочери и год назад выдал её замуж за великокняжеского боярина Ивана Третьякова. Марфа поплакала, но покорилась и, проведя год в имении мужа и родив ему сына, вновь вернулась ко двору.
— Ещё Василиса Холмская решила со мной пойти, — продолжала Софья.
— Что, и они тоже пешком! — удивился Иоанн, глянув на женщину, которая давно тревожила его воображение.
Холмская тоже смущённо опустила глаза под его пристальным взглядом. За своих боярынь ответила Софья:
— Зачем им идти пешком? Будут сопровождать меня как сами пожелают, возков да колымаг у нас будет предостаточно, смогут с удобствами ехать.
— А дворецкого своего почему же не берёшь с собой? — спросил государь, сдержанно улыбнувшись осанистому греку.
Он понимал, что Дмитрию Старому не до походов, тот управлял обширным Софьиным хозяйством, кроме того, помогал и самому Иоанну: обучал его послов и переводчиков иностранным языкам, приёмам дипломатии, помогал также принимать иностранных гостей. Но хотелось поддержать разговор и хороший настрой за столом, оттого он и обратился к боярину, чтобы и его привлечь к беседе. Однако за него тоже ответила Софья:
— Зачем Дмитрию Мануиловичу с нами время терять? — сама она была в прекрасном настроении, и все вокруг сегодня казались ей милыми и добрыми, каждого хотелось защитить и обласкать. — Ты нам для охраны лучше несколько приставов выдели, нам и достаточно будет защитников!
Обед за шутками и разговором прошёл весело, после него Софья с мужем заглянули к детям. Те по-прежнему чаще всего проводили время вместе, в одной комнате. У каждой тут стояла своя кроватка. Девочки любили играть вместе и даже во сне не хотели расставаться. Полюбовавшись на спящих крошек, супруги тоже отправились отдохнуть в опочивальню, и тут Иоанн начал разговор, который не хотел вести при посторонних.
— Объясни мне, зачем ты затеяла это паломничество, тебе ног своих не жалко? Или здоровье себе хочешь испортить?
— Ты знаешь, я на здоровье не жалуюсь, — приласкалась к нему жена. — Не серчай. Мне кажется, если я со смирением совершу этот маленький христианский подвиг, Господь сжалится надо мной и пошлёт мне сына.
— Нет у бабы горя, и это горе, — проворчал Иоанн. — Ну скажи, чего тебе теперь не хватает? И сел я тебе достаточно выделил в пожизненное владение, и терем для тебя собираюсь собственный поставить, завещание недавно составлял — и там тебя тоже не забыл. Казна твоя при тебе останется до самой смерти. Куда уж больше? Никакой сын тебе владений не прибавит. Есть у нас наследник — и хватит. Он здоров, крепок, слава Богу! А пойдут ещё сыновья — одна морока с ними будет. Придётся города меж ними делить, опять, как я с братьями, ссориться начнут. Хотя нет, я этого, конечно, не допущу!..
«Это у тебя наследник, у тебя», — подумала Софья, но вслух говорить этого не стала, зная, что может вызвать лишь раздражение мужа, чего ей вовсе не хотелось. Она лишь ласково прошептала:
— Ты прав, мой дорогой, как всегда прав, но позволь мне всё же совершить задуманное.
Она скинула свой кружевной убрус, вытянула из причёски несколько заколок, и волосы рассыпались чёрными вьющимися прядями по её плечам. Присела на край широкой постели, куда её муж, скинув лишь верхний кафтан и сапоги, завалился сразу же, войдя в опочивальню, прямо на меховое покрывало. Софья тряхнула головой и поправила локоны, чтобы они выглядели привлекательнее.
— Ты прав, — продолжила она, — всё у нас хорошо и мне нечего волноваться, ты всё, что мог, для меня сделал. Но пойми, мне просто как женщине обидно, что я не способна родить сына. Что же я, неполноценная какая-то?
— Вот ещё оправдание придумала, — уже миролюбивее проговорил Иоанн. —
