мысль. Эмбер ухватилась за нее и начала тянуть, будто кончик веревочки из клубка. Воспоминания посыпались на нее одно за другим с такой скоростью, что Эмбер начала в них захлебываться.
Она осмотрелась по сторонам. В ее голове впервые за эти месяца все встало на свои места. Теперь это были не проблески сознания, не отрывочные эпизоды, всплывавшие в памяти время от времени и тут же исчезавшие во мраке – теперь она вспомнила все. Дети! Уже больше года прошло с тех пор, как ее крошек отняли у нее. Эмбер устало побрела по кухне. Что ей от воспоминаний? Уж лучше жить в забытьи, чтобы не чувствовать этой режущей изнутри боли, чтобы не знать…
Ее взгляд выловил лист бумаги, торчавший из-под супницы. Сначала Эмбер лишь скользнула по нему взглядом, но почувствовала, что этот предмет не отсюда. Какое-то письмо… на кухне. Зачем это? Она вытянула листок и развернула, начав читать: «Многоуважаемая мисс Робертс, как вы знаете, много месяцев назад мистер Роберт и его две сестры были отправлены в семью, которая согласилась взять их на воспитание. Как и было запланировано, в начале весны они отбыли на корабле в Америку. С прискорбием сообщаю, что некоторое время назад нам пришло извещение, что корабль, на котором плыли дети, попал в шторм и затонул, не достигнув берегов Америки… Все пассажиры погибли. Что ж, наверное, так будет лучше для всех. В связи с этими событиями, как вы понимаете, больше нет нужды опасаться, что эта женщина сможет предъявить какие-то претензии мне или помешать нашему счастью с леди Карлайл. Прошу вас, вручите ей небольшую сумму и отпустите на все четыре стороны. Мы с леди Джейн планируем прибыть в Карлайл-Холл в следующем году. Потому поручаю вам и мистеру Гудвайзу обустроить дом к нашему приезду. Все детали я обговорю с вами при личной встречи. Я намереваюсь быть проездом в Корнуолле не позднее следующей субботы. Лорд Фредерик Карлайл».
Эмбер было абсолютно безразлично, что Фредерик величает ее не иначе как «эта женщина», что он приказал выгнать ее из дома, что буквально не сегодня-завтра он приедет в Карлайл-Холл. Глаза безостановочно выхватывали лишь одну фразу: «корабль затонул… все погибли». Роберт. Эмилия. Элизабет. Ее маленькие крошки, такие добрые, такие красивые, такие жизнерадостные. Их больше нет. Они все умерли. В глазах все потемнело, живот скрутило спазмом боли. Эмбер услышала, как дверь черного входа заскрипела. Мисс Робертс сейчас вернется! Эта проклятая женщина, которая все знала и ничего ей не сказала. Она насмехалась над Эмбер. Испытывала дьявольское удовольствие, наблюдая за мучениями девушки. Мучила ее изо дня в день. Эмбер быстро сунула письмо под супницу и выскользнула из кухни, бесшумно поднявшись наверх. Она не позволит экономке выгнать ее из Карлайл-Холла. Она отомстит. И ей, и Фредерику.
Войдя в мастерскую, она, как всегда, взялась за картину, но сегодня вместо черной краски Эмбер выбрала алую. Дрожащей рукой она вывела надпись: «Проклинаю тебя». Не дожидаясь, пока краска высохнет, Эмбер начала поверху замазывать все полотно черным. Она без устали водила кистью по холсту: мазок за мазком, штрих за штрихом. Один, второй, третий, четвертый. Мазок за мазком. Штрих за штрихом. Нужно нанести слой краски на каждый дюйм поверхности картины, чтобы запечатать проклятие.
Эмбер не пошла в детскую, как делала в другие дни, а прошла в свою старую спальню. В одежде улеглась на кровать, закутавшись шерстяным одеялом. У нее болели все кости, будто ее отколотили палками. Она гнала от себя мысль о детях. Роберт. Малышки Эмилия и Элизабет. Их больше нет. Мысль, что они живы, хоть и вдали от нее, раньше изредка, но все же приносила Эмбер облегчение. А теперь… Теперь ей незачем жить. Забвение не проходило, и она лишь надеялась, что оно пощадит ее, оставит ей разум, когда она проснется. Эмбер знала, что и раньше, если мисс Робертс была чем-то занята и долго не поднималась в детскую, по которой Эмбер ходила из угла в угол, пытаясь понять, куда убежали дети, она уходила в спальню и засыпала там. В такие дни экономка оставляла ее в покое до поздней ночи, и лишь глубоко за полночь будила и тащила вниз, чтобы запереть в крошечной гостиной, ставшей ее темницей.
Вот и сегодня Эмбер провалилась в сон. Однако он был не глубок. Она слышала грузную поступь переваливающихся шагов на лестнице, скрип открываемой двери и тяжелое от одышки дыхание слишком толстой мисс Робертс. Экономка постояла какое-то время, решая, будить ли Эмбер или нет.
– Отпустить… – еле слышно прошептала мисс Робертс. – Нет уж, не для того я столько с ней мучилась, чтобы она жила припеваючи.
Экономка закрыла дверь, в коридоре послышался звук медленно удаляющихся шагов. Эмбер открыла глаза. Дрема, в которой она лежала последние несколько часов, испарилась. Сознание оставалось четким – она помнила все. Эмбер знала, что задумала мисс Робертс – избавиться от нее. Но пока колеблется, не знает, как лучше это сделать.
Прошел еще час, прежде чем Эмбер встала. Она зажгла свечу и прошла в гостиную, когда-то стой ею любимую. Поставила подсвечник на секретер и выудила из глубин ящика свой дневник, который не вела с того самого дня, как вернулась из последней поездки в Лондон. С того самого дня, как проклятый Фредерик Карлайл забрал ее детей. Забрал, а затем и убил. Конечно, он не сделал это собственными руками, но это он посадил их на тот корабль. Он и проклятая леди Джейн.
Эмбер предстояло завершить начатое – замкнуть круг: запечатанное проклятие должно приобрести словесную форму. Эмбер пододвинула к себе розетку в форме распустившегося тюльпана, выполненную из тончайшего фарфора. Ножом для разрезания бумаг сделала глубокий надрез на большом пальце левой руки – кровь пролилась на белый фарфор. Затем Эмбер, перевязав палец носовым платком, обмакнула перо в кровавые чернила и принялась писать:
«Будь проклят. И жена твоя. И дети, что от нее родятся. И весь твой род. Отныне и до дня того, когда никого не останется в роду твоем. Отныне и до дня того, пока не ступит под сень дома моего, дома, где обманом была счастлива, дома, где родился первый и истинный наследник твой, дома, где убили меня, дома, где умираю я, нога настоящего графа Карлайла. Пусть все сыновья твои и их сыновья, и сыновья сыновей прокляты будут даром безумия. А жены их умирать будут от рук безумцев. Прокляты будут до тех пор, пока сын от сына сына от сына сына моего не вернется в Карлайл-Холл и не займет
