вечернее небо, разлинованное телеграфными проводами.
— Ты меня осуждаешь, Ирина?
Ирина резко повернулась:
— Да!
«Сестра сейчас уйдет от меня! — и что-то словно оборвалось внутри Лизы: — Неужели отвернется?»
Ирина подошла к Лизе. Нет, она уже не была похожа на девушку-вострушку. Женщина, сочувствующая и осуждающая, смотрела на Лизу.
— Любишь? — спросила она тихо.
— Люблю. — Глаза Лизы блеснули. — Больше жизни! Не могу без него, не могу. Не могу, Ирина, слышишь!
Голос замер. Лиза глухо зарыдала.
— Можешь меня осуждать, презирать, но я буду его любить!
В дверь постучали и тотчас приоткрыли ее, раздался детский голос:
— Добрый вечер!
Лиза вздрогнула. В дверях стоял Андрейка Говоров. В руках мальчика была банка со сметаной.
— Тетя Лиза, ваша Галинка чуть всю сметану не разлила. Идет, а у нее течет и течет, и все руки перепачкала в сметане и даже платье…
— И совсем нет! — пропела Галинка, выглянув из-за спины Андрейки, и выставила вперед ладошки:
— Чистые!
— Успела вымыть? — улыбнулась Ирина.
— И совсем ты не угадала — облизала, вот так! — и Галинка лизнула ладошку языком. Андрейка поерошил вихрастые волосы, зелеными глазами взглянул на Лизу.
— Тетя Лиза, разрешите Галке пойти к нам поиграть на пианино.
Лиза молчала, глядела на пол.
— Идите, ребятки, — сказала Ирина. — Пойди Андрейка, с Галей. Учи ее играть.
Дети убежали. Когда закрылась дверь, Ирина сказала с упреком:
— Ну, вот, ты даже в глаза не можешь смотреть ребенку — разве это… не преступление?
— Любить — преступление? А оставаться с этим человеком, не любя, — не преступление?
— Ты говорила с мамой?
Лиза вздохнула не без раздражения:
— Ну что говорить с мамой! Я не могу и не хочу ей жаловаться.
— О Говорове ты ей тоже не рассказывала?
— Конечно, нет. Никому ничего не рассказывала… Правда… однажды как-то разговорились с секретарем парткома об одной книге, и ты знаешь, Иринка, мне так захотелось ему все рассказать. — Лиза помедлила, уголки губ ее дрогнули: — Знаешь, что мне он сказал: «Простите, но мне некогда заниматься нюансами вашей души»…
— Или чиновник или бездушный человек! — воскликнула Иринка.
— Нет, почему, сестренка? — спокойно возразила Лиза. — Он вроде тебя, по-моему.
— Глупости! — вскипела Иринка.
— Он извинился тут же, что страшно занят анализом производственной программы… Вообще все считают, что он хороший секретарь парткома. Может быть…
— И все-таки, Лиза, лучше бы посоветоваться с нашей плохой матерью, чем с хорошим секретарем парткома!
Лиза подняла на Иринку глаза и словно в раздумье сказала:
— Он все равно уйдет от этой… своей жены, — Ирина уловила оттенок почти злорадства в голосе сестры. — Уйдет не из-за меня… Он не будет жить с женщиной, которую не любит и не уважает… Он — честный человек! И сделает решительный шаг раньше, чем я…
Ирина ласково обняла сестру.
— Пусть уйдет, Лиза, пусть, — сказала она. — Но только не из-за тебя!..
2
Лиза не знала, что решительный шаг был уже сделан Максимом Андреевичем.
Два дня назад Говорова неожиданно вызвали в трест. Управляющий областного торфотреста знал Говорова со дня его приезда на Соколовское предприятие. Он ценил в нем не только способного, деятельного инженера, но и человека общительного, прямого, с уважением относящегося к людям. Порасспросив Говорова о работе, управляющий сказал:
— А вам не кажется, Максим Андреевич, что вы засиделись в Соколовке?
Думая о своем, Говоров улыбнулся.
— Кажется, Александр Александрович.
— Ну, вот, и отлично! — управляющий блеснул вставленными зубами. — И я так полагаю. Вот что, дорогой Максим Андреевич, мы решили вас вытащить в трест… Будете начальником производственного отдела… устраивает? — Он посмотрел на Говорова. — Вот уж и возражать собрался! Квартира беспокоит! Есть в городе для вас квартира со всеми удобствами.
Максим Андреевич закурил, задумчиво следя за тающими струями дыма.
— Нет, не смогу принять ваше предложение, Александр Александрович. Спасибо, но не могу, — он посмотрел в недоумевающие глаза управляющего, — да вы сами откажетесь от меня, как только услышите мою причину, — продолжал Говоров.
— Да совсем нет! — управляющий сделал протестующий жест рукой в сторону Говорова. — Мы здесь вас со всех сторон рассмотрели.
Говоров усмехнулся:
— …Не со всех. — Он резко повернулся на стуле к управляющему. — Я развожусь с женой, Александр Александрович. Думаю уехать с Урала…
Управляющий смутился и растерялся. Он потер свой высокий лоб с залысинами у висков.
— Как же вы так?.. Нехорошо ведь. Все ли вы взвесили? Все-таки ломаете семью, бросаете сына…
— Не сына, а жену.
Максим Андреевич поднялся.
— До свидания, Александр Александрович, как видите, выдвигать меня по служебной линии нецелесообразно.
— Да, да, как-то неладно получилось, — торопливо заговорил директор… — впрочем, да, нецелесообразно…
Максим Андреевич вышел от управляющего, не дослушав его.
«Андрейка, сынок, я сделаю все, чтобы и на расстоянии ты всегда чувствовал, что у тебя есть отец. Я клянусь тебе в этом»…
…Сейчас хмурый и расстроенный Максим Андреевич сидел у себя в кабинете… «До отъезда буду спать здесь, на полу!» И тут же иронически улыбнулся: «Нашел выход? Поздравляю!» Нет, от упреков и слез жены, от вопрошающих глаз Андрейки не укроешься ни в каком кабинете, не убежишь…
Объяснение с женой было длительным.
Она удивлялась и не понимала.
— Разве я плохая жена? Хозяйка? Где ты найдешь лучшую? — Нина Семеновна истерически зарыдала: — А сына я тебе не отдам! Не отдам!
— Пойми ты, Нина, — убеждал ее Говоров, — мы с тобой же совсем разные люди. С любым другим человеком, даже с Позвоночниковым, ты будешь счастливее, чем…
— Ты ревнуешь меня к Позвоночникову… — Нина Семеновна широко раскрыла глаза, ей показалось, что она поняла мужа. — Но, если я ему нравлюсь, что особенного?..
Она говорила что-то еще, но Максим Андреевич, безнадежно махнув рукой, ушел в свой кабинет.
Но сейчас Максим Андреевич спрашивал себя: «А все ли я сделал, чтобы как-то поднять жену, заинтересовать чем-то значительным?» И честно отвечал себе: «Нет, наверное, не все… Стоило, может быть, чаще и больше убеждать ее?» «Ну, а если бы она завтра сказала: «Максим, я буду другой. Буду жить умнее, твоим другом буду». Что бы я на это ответил? «Нина, я рад этому, но не обессудь — любить уже не могу. Поздно. Полюбил другую. И не разлюблю».
3
— Привет представителю науки! — сказал Яков Аркадию. — Тебя я, Лиза, сегодня видел. Прими… — И он передал ей завернутую в бумагу бутылку вина.
— К чему это, Яша? — Лиза хотела возвратить бутылку. Но Яков ловко увернулся.
— Диссертацию защитил Аркадий? Защитил. У нас с Ириной дипломы в кармане? В кармане. Свадьба будет? Будет. Обмывать все это надо? Надо!
Глядя на Якова, на его озорные синие глаза, на открытую улыбку, Лиза подумала: «С ним, наверное, все
