— Можно я сяду? — спросила девушка.
Джон покраснел от смущения.
— О, извините! Конечно!
На ней были джинсы, полосатая рубашка, курточка с «молниями» — мужская одежда. Любой мужчина мог бы надеть все это и не выглядеть странно. Но она оставалась очень женственной даже в этой унисексовой одежде. Джон видел такое лицо на какой-то картине, возможно, на репродукции в книге: тонкие черты лица и такая розовая прозрачная кожа, четко прочерченные брови, ярко-рыжие волосы. Смотреть на нее доставляло Джону удовольствие, несмотря на то, что для него существовала только одна Дженифер, стояла перед глазами, затмевала все другие хорошенькие лица.
— Я зашла поговорить о вашей сестре, — сказала нежно, в своей приятной манере девушка-констебль.
Джон настороженно кивнул.
— После вашего визита в понедельник к мистеру Фордвичу осталось много недоговоренного. По крайней мере, мне так показалось. И вот что я хочу у вас спросить. Если вы расстроились, а точнее, рассердились на мистера Симмса за его ложь, может, вы попытаетесь этого не делать? Поверьте, ложные признания не так уж редки, как казалось бы. Они случаются все время.
— Но почему? — спросил Джон. — Зачем кому-то наговаривать на себя, утверждать, что он убийца, если он не делал этого? Я думал, вы не поверили мне, — добавил он.
— О, мы поверили вам. Только позвольте сказать, что нам очень бы хотелось, чтобы и вы поверили ему когда-нибудь. Мне показалось, что вы как-то слишком сильно прореагировали на все происходящее. Вы были чем-то взволнованы или что-то угнетало вас? Или что-то еще?
Джон посмотрел на девушку, начиная многое понимать.
— Думаю, я был на грани нервного срыва уже несколько месяцев, но никогда об этом не догадывался, — быстро ответил он. — Но я все-таки не могу понять, зачем он так поступил.
— Здесь возможно несколько причин, — задумчиво произнесла девушка. — Он мог сильно на вас за что-то обидеться. Я имею в виду, он мог подумать, что вам он нисколько не интересен, что вы его не слушали, когда он говорил что-то, что считал очень важным. Это возможно? Он был одинок и хотел вашего внимания, а почувствовал, что вам действительно не до него, потому что вы — ну, у вас и своих проблем хватало. Так?
— Это более чем возможно, — сказал Джон. — Мисс Обри… констебль… Извините, но как мне вас называть?
— Просто Сьюзен.
«Не думаю, что смогу ее так назвать, — мелькнуло в голове. — Слишком интимно». Джон даже огорчился, что она предложила это.
— Вы говорите, он готов был сделать что угодно, лишь бы привлечь к себе внимание? — попытался уточнить ее слова Джон.
— Что-то вроде этого. Люди часто страдают от одиночества, от чувства ненужности, от изоляции, как будто ты находишься за стеклянной стеной. Страдают невыносимо, почти как от резкого скрежета, понимаете? И потом он мог также чувствовать вину за гибель Черри. Я не говорю, что он виноват в ее физической смерти, эта вина может быть и за другое. К примеру, за то, что не позвонил ей в тот вечер, когда обещал за ней зайти, но задержался на час. Вы этого не знали? Это было все в его заявлении, которое он сделал тогда, шестнадцать лет назад. Он собирался порвать с ней. И хотел сказать ей об этом в тот вечер, но пришел поздно, она уже ушла. Ушла с мужчиной, который, как мы теперь знаем, обвиняется в ее убийстве.
Джон смотрел на нее в упор.
— Так он чувствует вину за ее смерть?
— В некотором роде. Как много вы знаете о своей сестре, мистер э-э-э… Джон?
Значит, все было правдой, и Марк не лгал.
— Все. Я думаю, все.
— Марк Симмс обнаружил, что у нее были другие любовники. Часто он чувствовал, что ему доставило бы удовольствие убить ее. Теперь вам становится кое-что яснее?
— Вы психолог? — спросил Джон.
— Надеюсь им стать. Я изучаю психологию в университете.
Он предложил кофе, Сьюзен поблагодарила и не отказалась.
— Я люблю кофе, — просто сказала она.
И пока она пила, Джон рассказал немного о Черри, не касаясь ее неразборчивости в необъяснимых любовных связях, не касаясь отношений с Марком. Единственно, что ему хотелось узнать, почему ее убили. Или она — он постарался спросить об этом как можно тактичнее — вела себя с Родни Мейтлендом так, что это послужило причиной ее собственной смерти?
— Вряд ли, я так не думаю, — ответила Сьюзен Обри. — В конце концов, она знала его и, вероятно, наивно пошла с ним, когда он предложил проводить ее до автобусной остановки. Мейтленд жил в Лондоне и в этот день только днем приехал в родной город. После убийства он тотчас же уехал обратно. Вот поэтому-то его никогда не проверяли, никогда не подозревали, в то время как у сотен местных мужчин были сняты отпечатки пальцев и проверена группа крови. Родни был, как выяснилось, из тех мужчин, что получают сексуальное удовлетворение просто от убийства женщины, от ее удивления сначала, затем от сопротивления. Обычно он внезапно нападал на женщину и душил ее прежде, чем она могла закричать. Но с Черри получилось по-другому. Она сопротивлялась гораздо активнее, чем другие его жертвы, она устроила настоящую драку, она не хотела покориться судьбе…
Приятные манеры, сочувствие в голосе Сьюзен Обри искушали Джона довериться ей, рассказать о Дженифер, о том, что довело его почти до нервного срыва, но он все-таки заставил себя удержаться от этого. У него были свои соображения по поводу людей, изучающих психологию. Он полагал, что, внимательно выслушав открывающих им душу, они затем с клинической беспристрастностью используют их конфиденциальные сообщения в своих научных изысканиях.
И только после того, как она ушла, поблагодарив за кофе и еще раз назвав Джоном, он подумал, что, рассказав ей о своем психическом состоянии, он должен был рассказать и о том, что удержало его от срыва, о мини-Мафии и их шифровках и о том, как ему удалось их прочитать. Да, скорее всего, он должен был это рассказать. Это его долг как горожанина, мелькнула новая идея. Он обязан рассказать полиции о действиях гангстеров, об их инструкциях типа «изъять и устранить». Сейчас, когда он, кажется, благополучно выпутался из этого дела, надо, наконец, проинформировать полицию о тайнике на кошачьей лужайке. И сделать надо завтра же.
Отправляясь на работу утром в пятницу, он решил заехать в полицию во время ланча. Это не должно занять много времени, подумал Джон.
Однако примерно через час с начала работы в Троубридже произошло событие, от которого все вылетело из головы.
13
Был первый день распродажи. Все растения, которые не были проданы за весь сезон по полной цене — распустившаяся герань, отцветшие и обсемененные травы, кустистая бегония, — все выставлялось на подмостки для распродажи за тридцать процентов. Подготовка должна была закончиться к открытию Центра, но в половине одиннадцатого Гэвин все еще разбирал растения и вывозил их из теплиц в магазин.
