«Ар! Ар!» Мгави вовремя зачерпнул из озера своей «ньямы» ипоставил астральный щит, так что дротик отскочил прочь и стремительнымбумерангом вернулся к метнувшему. Одному из четверых желтолицых и узкоглазых,чего-то дожидавшихся на платформе напротив. Кто сказал тебе, недопечённаяглина, будто Буйвол безропотно даст себя заколоть?.. Невидимый дротик с мерзкимчмоканьем вошёл своему хозяину в грудь — на всю длину зазубренногонеизвлекаемого наконечника.
«Ар! Ар!» Мгави заставил свой щит расплыться густым туманоми под его прикрытием понёсся прочь. Вдоль по перрону, вниз по ступенькам, черезпривокзальную площадь…
На его пути призывно подмигивал огоньками круглосуточныймагазин. Он, похоже, был популярен в народе — дверь хлопала то и дело.Пассажиры, ждавшие электричку, подходили пешком, жители Волхова подъезжали навелосипедах. Мгави предпочёл бы автомобиль или мотоцикл, но привередничать былонекогда. Мгави легко вышиб волховчанина из седла, мигом вскочил сам и надавилна педали…
И, уже отъехав, оглянулся на преследователей, злобных,запыхавшихся, только-только выбегавших на площадь.
Счёт пока что был один-ноль в его пользу.
Велосипед был старенький «Спорт», передачи на нёмпереключались ублюдочными рычажками, требовавшими каждый раз подкручиваниябарашков, однако устаревшая конструкция была на удивление хорошо смазана и проворнонеслась по асфальту. Освоившись, Мгави поднажал, выбрался на шоссе и покатил ксеверу — туда, где через мост на другую сторону Волхова тянулась трасса,позволявшая добраться по крайней мере до Тихвина.
Перво-наперво ему требовалось оторваться от погони. Потомможно будет сориентироваться — и действовать наверняка. Как угодно — подлостью,хитростыо, увёртливостью, коварством. Кто забывает, что война есть путь обмана,тот обречён. Открытый бой сейчас ни к чему. Чёрный Буйвол слишком умён, чтобывсякий раз бешено кидаться на врагов. Обойти по кривой тропе и взять на рога,затоптать копытами, внезапно вырвавшись из тростников, — вот это да…
Спустя некоторое время неестественно светлую северную ночьза спиной Мгави прорезал надрывный рёв мотоцикла. Это приближался древний«Чезет», нёсший на себе сразу трёх седоков. Мгави пустил в ход «второе зрение»и увидел своих желтокожих преследователей. Вернее, их тотемные сути. Первыйоказался Шакалом, второй происходил от Гориллы… Третий, примостившийся набагажнике, был самым опасным — в его душе обитала Чёрная Гадюка.[136]Умный Буйвол отнюдь не собирался подставлять ему для укуса свои благородныеноги.
«Ар. — Мгави съехал на обочину, сконцентрировался иопять глотнул из озера своей „ньямы“. — Ар-р-р…»
В сознании его явственно, объёмно, во всех деталях возниклаогромная чашка с жиром. Густым, кипящим жиром, тщательно вытопленным изисполинской человеческой почки… Вот невидимая рука резко наклонила чашку,содержимое выплеснулось на асфальт и растеклось, на глазах превращаясь всмертельный каток…
Вылетевший из-за поворота «Чезет», страшно заревев,кувырнулся на бок, сбросил седоков и заскользил по дороге, вращаясь и высекаяискры. Гадюке не повезло, его голова встретилась с асфальтом и не выдержалаудара. Тело ещё судорожно дёргалось, но Мгави уже понимал, что счёт опятьизменился. Увы, их по-прежнему оставалось двое на одного. Шакал с Гориллойотделались ушибами и содранной кожей и уже поднялись на ноги. Один держал нож,другой — металлический, слона убить можно, блестящий хлыст. Мгави вполнепредставлял себе, какие это были бойцы.
«Эй-е…» Мгави хотел рвануть за кювет, но вовремя разглядел,как в лесу блестела вода. Зато впереди, у обочины шоссе, замаячила «площадкаотдыха».
Правду сказать, российская ипостась этой самой площадкиимела такое же отношение к привычным Мгави реалиям, как сама эта дорога — ккакому-нибудь германскому автобану. Ни машин, ни мангалов, ни круглосуточнойавтомойки, ни походных биотуалетов, ни ресторана или хотя бы вагончика сгамбургерами и пиццей… Лужи, грязь, два переполненных бачка да ржавые останкисгоревших «Жигулей».
Однако и здесь теплилась жизнь.
На импровизированной скамеечке сидели двое весьмапотасканных местных. Они жгли костёр, закусывали какой-то едой, разложенной намятой газетке, и чинно вели разговор — неспешный и задушевный. Естественно, поочереди прикладываясь к бутылке. Пластиковой, необъятной, ядовито-оранжевой…
Мгави зафиксировал их для себя как полностью безобидных и навремя забыл об их существовании.
Быстро нагнувшись, он поднял кирпич, выдернул из бачкакакую-то железяку и, укрывшись за скелетом автомобиля, обратился в слух. Когдаже вражеский топот приблизился вплотную — более не медля, по-буйволиному бешеноринулся в атаку. Вот так мы, склоняя рога, вылетаем из тростников! Миг, икирпич расплющил морду Шакалу.
— Ар-р-р… — Мгави метнулся было к Горилле, но тотоказался достоин своего тотемного знака. Он с лёгкостью уклонился от железяки,кнут грозно свистнул в ударе… Хвала всем Богам и особенно Барону Субботе, чтовскользь. Попал бы точнее, и не выдержали бы даже сросшиеся панцирные рога.
— Ар! — Мгави поймал нужный ритм, и всё лишнее вэтом мире для него исчезло. Время, пространство, чувства, добро и зло — прочь,прочь! Остался только Чёрный Буйвол, идущий в сокрушительную атаку.
Раз! И он достал супостата копытом. Два — взял Гориллу нарога. Три — швырнул наземь, точно смятую тряпку, и растоптал.
Это было даже не боевое искусство гудаби. Это была первобытная,необузданная стихия.
Смотреть на то, что осталось, впоследствии было страшно дажемногое повидавшим милиционерам…
Чёрный Буйвол медленно вернулся к обычному человеческомувосприятию и вдруг почувствовал, насколько устал. Так бывает всегда, когда воинбез остатка выплеснет себя в битве — и победит, ибо по-другому нельзя.
Хотелось лечь и уснуть…
— Эй, паря, — услышал он вдруг. — Выпитьхочешь? Давай вали к нам.
Один из двоих россиян, так и не поднявшихся со скамеечки,приветливо махал Мгави рукой. Его приятель крепко прижимал к груди заветнуюоранжевую бутыль. Только что завершённый бой был стремительным и быстротечным;успели ли эти люди вообще хоть что-то понять?
«Выпить», — повторил про себя Мгави. Встрепенулся и, незадумываясь, махнул в ответ:
— О, конечно же хочу. Валю немедленно.
Мамба, чёрная дура-корова, перед поездкой в Россиюнаговорила ему вполне достаточно чепухи, но в одном она была несомненно права:никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах ни один русский не станет отказыватьсяот водки. Это аксиома, данность, закон, настолько глубинный, что его невозможнонарушить.
