— И это только печатные материалы, — сказал Джордж. — Сейчас, когда есть интернет, все это даже и не нужно. Я уже много лет ничего не покупаю. Знаете, говорят, что большинство мальчиков-подростков даже не знают, что у женщин на лобке бывают волосы. И считают, что анальный секс — норма. Порнографии полно, она уже стала нормой. Границы между реальностью и фантазией размыты. Вот что порнуха делает с нашими мозгами.
Фрэнк лишился дара речи. Он просто стоял, с отвисшей челюстью озираясь по сторонам.
Наконец, он собрался с мыслями.
— Так, ну да. Теперь понятно, почему вам не очень понравилось, что Оливия Коллинз обнаружила эту коллекцию.
Джордж мрачно кивнул.
Джордж покачал головой.
— Нет. Клянусь. Я бы не смог ударить женщину. Я знаю, порнография связана с насилием. Делает человека бесчувственным. Наверное, поэтому я и наорал на нее, мне казалось, что нужно ее припугнуть. Но когда я увидел, как она испугалась, я остановился. Клянусь.
Фрэнк заметил, что Джордж отвел глаза в сторону, — что бы это значило? Что, если Джорджу понравилось запугивать Оливию? Может, он пошел дальше?
— Ладно, — сказал Фрэнк. — Стало быть, вы лечитесь от этой, гм… зависимости. И каким образом?
— В основном психотерапия. Конечно, нужно выбросить это все, чем я сейчас и занимаюсь. Одно время получалось, ну, пока не произошла эта история с Оливией. После нее случился рецидив. Но теперь я снова хожу к терапевту.
— Понятно. Ну, что ж, удачи вам. Так. Лучше, наверное, спуститься обратно, пока моя напарница не доложила обо мне начальству.
Фрэнк закрыл дверь в комнату. У него мелькнуло искушение предложить Джорджу помочь с избавлением от зависимости, забрать несколько дисков. Но он решил, что, пожалуй, не стоит.
Пока они спускались по лестнице, он смотрел на затылок Джорджа. По виду ни за что не догадаешься, что у него там внутри. С первого взгляда, симпатичный молодой человек.
Джордж Ричмонд очень хорошо умел скрываться.
ЭммаЭмма злилась на Фрэнка.
Он даже не стал делать вид, что собирается пить все-таки приготовленный ею чай.
Она решительно шагала по улице и остановилась только у своей машины.
— Что это ты себе позволяешь, Фрэнк? — выпалила она, как только он поравнялся с ней. — Чай завари? Знаешь, а ты ведь уже начинал мне нравиться.
— Начинал нравиться? А я-то воображал, что я — твой герой.
— Очень смешно. Да. Начинал. Стокгольмский синдром, так, кажется, это называется.
— И что же тебя не устраивает? — воскликнул Фрэнк.
— Что меня не устраивает? Может, это тебя что-то не устраивает? Знаешь что, давай начистоту, Фрэнк. Тебе кажется, что всем моим достижениям я обязана смазливой физиономии и молодости, что я соответствую всем методичкам по политкорректности, так? Если бы ты уважал меня, как равную себе, ты не отправил бы меня заваривать чай в присутствии подозреваемого. Но тебе ведь плевать, Фрэнк. Откуда тебе знать, что мне пришлось пережить, чем я пожертвовала ради этой работы! И вообще, я кое-что заметила в этом деле, что прошло мимо тебя. Сам ведь сказал.
— Эмма, может быть, позволишь и мне вставить слово? Слушай, садись-ка в машину, а?
— Я сяду в машину, потому что сама хочу сесть в машину, а не потому, что от тебя поступили ценные указания.
Фрэнк пожал плечами и пошел вокруг к пассажирской двери. Она расслышала, как он бормотал на ходу: «Да и черт с тобой, только сядь уже в эту гребаную машину», и разозлилась еще больше.
— Ну, так вот, — сказал он, когда они захлопнули двери.
Эмма смотрела вперед сквозь лобовое стекло, не глядя в его сторону.
Фрэнк вздохнул.
— Эмма, только не огорчай меня, не говори, что не догадалась, что он хочет поговорить со мной один на один. Он рассказал, что у него зависимость от порно. Он стеснялся сказать об этом в твоем присутствии. Да, именно потому, что ты женщина со смазливой физиономией. И, если уж быть до конца честным, у тебя есть неприятная черта — говорить не подумавши. Не исключено, стоило бы ему произнести слово «пенис», как ты бы его тут же арестовала за непристойное обнажение.
Эмма залилась краской.
— Я не говорю ничего, не подумав.
— Я тебя не обвиняю. Тем не менее мне действительно кажется, что ты не всегда отдаешь себе отчет, как звучат твои слова.
— Ну ты и загнул, мужчина прогрессивных взглядов. Думаешь, у самого чуткости хоть отбавляй? Что бы я ни сказала, ты все понимаешь ровно наоборот.
Фрэнк вздохнул.
— Наверное, мы оба хороши. Суть в том, что я вовсе не хотел тебя обижать. Если бы это был деликатный женский разговор, я бы сам встал и ушел. И, прошу заметить, не дожидаясь твоей просьбы.
Эмма минуту помолчала. Пожалуй, похоже на правду.
— А он и правда?.. — начала она и замялась.
— Что?
— Порнозависимый?
— Ну, по крайней мере, порнухи у него дома навалом. Понятия не имею, существует ли такая зависимость, но если существует, то, наверное, у Джорджа действительно она есть.
— Существует. Говорят, сейчас больше всего обращений к психотерапевтам, которые занимаются зависимостями, именно по этому поводу. Удивительно, что ты не знаешь. И удивительно, что я этого в нем не заметила.
Оба помолчали еще минуту. Наконец, Фрэнк шумно выдохнул.
— Прошу прощения, если был в чем-то неправ, — сказал он.
— Никаких если, — отрубила она. — В следующий раз сам себе чай заваривай.
— Я не только про это. Вообще. Эмма, тебе наверняка известно, что я дорабатываю последние месяцы. Я устал. Меня все достало. Ты — следующее поколение, у тебя еще много энергии. А у меня осталось только одно желание: побыстрее сделать работу, закрыть дело и уйти домой. Тебе нужны награды и продвижение по службе. Мы с тобой во всем расходимся. Я знаю, тебе нелегко с таким старым занудой, как я, но дело вовсе не в тебе.
— Откуда ты знаешь, что мне этого хочется?
— Чего?
— Поощрений, наград, продвижения.
— Ну, как. Хотя бы уже то, как ты приходишь на работу. Весь этот макияж и прочее.
Эмма фыркнула.
— Думаешь, я проделываю все это со своим лицом, чтобы ускорить свою карьеру? Или пытаюсь кого-то соблазнить?
— Про соблазнение я ничего не говорил.
Эмма протянула руку к бардачку, извлекла оттуда пакет влажных салфеток и вытащила одну.
