— Генрих, пожалуйста… — выдохнула я, когда не могла больше терпеть его такие мучительно сладкие пытки. Я хотела его самого, целиком, а не только его неожиданно искусные сегодня руки, и положила руку ему на бедро, притягивая его ближе к себе.
Дважды мне его просить не пришлось. Одним движением он поднял мою ногу, вошёл внутрь и начал двигаться резче и сильнее, чем обычно. Он и сам был сегодня каким-то другим, большим, жадным и ненасытным, как будто мы занимались любовью впервые за несколько лет. Его руки были повсюду на моём теле, на бёдрах, животе и груди, когда он впивался в неё пальцами; его поцелуи и так-то сегодня нежностью не отличались, но теперь он и вовсе вцепился зубами мне в плечо, как дикое животное. Я понятия не имела, что в него такое вселилось, но что бы то ни было, я наслаждалась каждой секундой происходящего, зажимая простыни в кулаке и кусая собственные губы, чтобы не перебудить весь дом.
А потом он положил руку мне шею, и чем сильнее он двигался, тем крепче сдавливал мне горло, не в шутку, а так, что мне уже по-настоящему было трудно дышать. Подобного он уж точно никогда раньше не делал; по правде говоря, он вообще ничего подобного из того, что он вытворял со мной сегодня, не делал. И тут я вдруг осознала, что он ни слова не сказал с тех пор, как вошёл в спальню. Это был не мой муж.
— Генрих?
Я вскрикнула, когда поняла, что это был не он, и попыталась повернуть голову к тому, кто по сути дела почти насиловал меня, но он быстро придавил меня к постели весом своего тела и схватил меня за запястья. Я лежала теперь на животе, с лицом, уткнутым в подушку, чтобы заглушить мои крики, но только что толку было кричать и звать на помощь? Я и так знала, что из всего дома всего одному человеку могла прийти в голову подобная идея. Похоже, терпение у него наконец лопнуло, и он пришёл получить то, за чем так долго охотился. Обергруппенфюрер Кальтенбруннер.
Я смогла наконец-то вывернуть голову на одну сторону, чтобы хоть как-то дышать. У меня уже болели запястья от его хватки, хотя я и не знаю, зачем он с такой силой их сжимал; я даже не пыталась освободиться, прекрасно понимая, что шансов против него у меня никаких не было. Самым ужасным во всей этой ситуации было то, что до последней секунды я была уверена, что занималась любовью со своим мужем, причём всё было так хорошо, как никогда. И вот теперь, пусть разум мой был в полнейшей панике, телу всё происходящее по-прежнему нравилось. «Нет, не нравится, совсем даже не нравится,» продолжала твердить я себе; но тут он приподнял мои бёдра и снова положил руку мне между ног, и я предательски дёрнулась. Он всё заметил конечно же, то, как я попыталась вывернуться из его настойчивых пальцев, когда не могла больше терпеть то, что он со мной делал, и нарочно замедлил ритм, превращая всё в самую изощрённую и невыносимую пытку.
— Пожалуйста, не надо… — я понимала, естественно, что все мои мольбы он слушать не станет, но всё равно просила его остановиться еле слышно, пока ещё не было поздно для меня самой. Пусть уж насилует, если ему так нравится, только вот делать так, чтобы я этим наслаждалась, это уже было просто кощунством.
Конечно же, он и не подумал оставить меня в покое. Вместо этого он только поднял мои бёдра ещё выше, поставив меня на колени перед собой так, чтобы никакие простыни больше не мешали его руке. Он наконец-то выпустил мои запястья, и я вцепилась в подушку, изо всех сил сдерживая себя, чтобы не издать ни звука.
— Какая же ты упрямая, — рассмеялся он, переводя руку на мой слегка подрагивающий живот. — Я же вижу, как тебе это нравится, хоть ты и не хочешь мне этого показывать. Но я тоже упрямый. Я не перестану этого делать, пока ты не станешь кричать моё имя снова и снова.
Как ни ужасно было это признавать, но он был весьма недалёк от правды. Я действительно едва сдерживала себя от того, чтобы не закричать. Он начал двигаться ещё быстрее и резче, снова скользнув своими длинными пальцами вниз по животу, и, не в силах больше сдерживать себя, я зарылась лицом в подушку, чтобы весь дом не стал свидетелем моего унижения, и закричала в неё.
Ему такое ещё больше понравилось. Теперь он хотел в полной мере насладиться своей победой надо мной. На сей раз он перевернул меня на спину, чтобы я видела его лицо. Он хотел, чтобы я смотрела на него, пока он будет делать это снова и снова, доводить меня до безумия своим горячим телом, а я знала, что быстро с ним всё не кончится. Он ухмылялся, когда я лежала перед ним, совершенно беспомощная и всё ещё тяжело дышащая. Он раздвинул мне ноги коленом и медленно, не спуская с меня своих чёрных, блестящих глаз, снова ввёл пальцы внутрь. Я резко втянула воздух, не в силах понять, что он такое со мной делал, и как ему удавалось заставить меня хотеть, чтобы он продолжал это делать. Мои мысли явно шли вразрез с желаниями моего тела, такого неожиданно податливого в его руках. Он поиграл со мной ещё немного, а затем, по-прежнему глядя мне в глаза, один за другим облизнул пальцы. В эту секунду я его одновременно ненавидела и желала до безумия.
— Мм, какая же ты сладкая. Надо было раньше тебя попробовать. Надо было трахать тебя с самого первого дня, как я тебя увидел. Надо было трахнуть тебя ещё в тюрьме, и когда бы я с тобой закончил, ты бы не захотела и смотреть больше на своего мужа.
Он снова ухмыльнулся и склонился надо мной, прижимая свою твёрдую плоть мне между ног. Я упёрлась руками ему в грудь, пытаясь оттолкнуть его, но тут он совсем накрыл моё тело своим, и всей моей силы не хватило бы, чтобы сдвинуть с себя его массивную грудь.
— Перестань со мной бороться. Ты же знаешь, что хочешь этого так же, как и я. Ты всегда этого хотела.
Я не успела вовремя поймать стон, когда он снова вошёл в меня, пронизывая меня взглядом своих голодных тёмных глаз. Я хотела отвернуться, и не смогла. Моё тело по-предательски отвечало на каждое движение своего нового хозяина, согласное на все требования и указания. «Я хочу, чтобы он слез с меня и исчез из моей жизни навсегда», — повторяла я сама себе, но потом он накрыл влажным ртом мой сосок, и я забыла, что я только что думала.
Он больше не был со мной грубым как вначале; теперь он просто наслаждался своей жертвой намеренно не спеша, смакуя каждую минуту. Он ласкал моё тело свободной рукой, раздвигая мои ноги шире, когда хотел быть ещё глубже. Я вцепилась ногтями в его плечи отчасти потому, что хотела нарочно сделать ему больно, а отчасти от нарастающего внутри жара. Он снова сделает это со мной, заставит полностью потерять над собой контроль, снова и снова, как он и сказал в самом начале.
Я чувствовала, как размеренно и сильно его сердце билось напротив моей груди. Он провёл пальцами по моим губам и накрыл мой рот своим. Он хотел меня всю той ночью, но я хотя бы в этом не собиралась ему уступать, и нарочно плотно сомкнула губы.
— Поцелуй меня, Аннализа. Открой рот, поцелуй меня.
— Нет.
— Открой, говорю. — Его голос стал более требовательным. Он просунул большой палец мне между губ, пытаясь заставить меня открыть рот, но я только больно впилась в его палец зубами, кусая его. Он нехорошо ухмыльнулся, но руки так и не убрал; вместо этого только начал двигаться всё сильнее и сильнее, уже на опыте зная, какой эффект это на меня произведёт. Я стиснула зубы на его пальце ещё крепче, но он не собирался дать мне выйти из этой схватки победителем. Потому что из нас двоих генералом был он, и это он всегда побеждал.