Гассис заявил, что считает Гейси вменяемым.
Затем выступила Кэти Халл Гравиц, но ее показания никак не подтверждали уверения защиты, будто Гейси слетал с катушек от алкоголя или наркотиков.
– Когда он слишком много выпивал, то становился очень тихим, садился и засыпал или падал прямо на пол.
Амирант спросил миссис Гравиц, похож ли Джон Гейси из новостей на того человека, за которого она когда-то вышла замуж.
– Нет, не очень.
– Что вы думаете о Джоне теперь, в зале суда?
– Мне очень его жаль, – призналась бывшая супруга обвиняемого, подавшись вперед и глядя прямо на него. – Сердце кровью обливается.
Кэти начала всхлипывать, Гейси закрылся рукой и тоже заплакал. Гариппо объявил перерыв.
Мы не нуждались в жестоком перекрестном допросе, и я постарался быть предельно мягок с миссис Гравиц. Когда мы возобновили заседание, она рассказала о Джонни Бутковиче, которого называла Маленьким Джоном, а своего мужа – Большим Джоном. Кэти упомянула спор, который возник у них с Гейси по поводу зарплаты юноши. Я попросил ее описать физическое состояние мужа и получил ответ, который показывал присяжным, что преступник вполне понимал, что делает.
По словам Кэти, Гейси был «очень сильным».
– Он вам говорил, почему никогда не дерется?
– Да, он сказал, что иначе может кого-нибудь убить.
– Каким образом?
– Голыми руками.
Миссис Гравиц добавила, что у Джона «память, как у слона». По ее мнению, все то время, которое она его знала, он был вменяемым.
Пол Джеймс Харди, заместитель шерифа, назначенный в клинику Чермака, охарактеризовал Гейси как идеального заключенного, с которым никогда не было проблем. На перекрестном допросе Харди подтвердил, что временами пациент общался с Ричардом Линдуоллом, бывшим учителем, осужденным за сексуальное домогательство и убийство семнадцатилетнего мальчика. Как и Гейси, Линдуолл ездил по городу в поисках юношей.
За пятнадцать дней заседаний присяжные выслушали более 70 свидетелей.
Четвертая неделя
На понедельник 25 февраля было запланировано пять выступлений свидетелей.
Джон Лукас рассказал о деятельности Гейси на заправке, в том числе и о случае с марихуаной в день ареста.
Затем в зал вошла 72-летняя мать Гейси Мэрион, переставляя металлические ходунки. При виде бывшей жены и матери Гейси впервые с начала процесса показал свои эмоции.
– Вот он, Джон, улыбается мне, – ответила его мать, когда ее попросили опознать подсудимого. Под конец выступления она со слезами на глазах обняла сына.
Миссис Гейси описала Джона как «хорошего любящего сына». Мотта спросил, что она ощутила, узнав о его аресте.
– Я не могла поверить, что он может сотворить такое. Только не мой сын.
– Такой, каким вы его знали?
– Я все еще… Я бы хотела, чтобы ничего этого не было. После Мэрион выступили два друга детства Джона: Ричард Далке и Эдвард Кеннет Донкал, мануальный терапевт. Далке рассказал о той вечеринке, когда Гейси потерял сознание и они позвали священника, чтобы тот его соборовал. Донкал вспомнил еще одну неудачную вечеринку: тогда Гейси принялся размахивать руками и разбил Донкалу очки.
Младшая сестра Гейси, живущая в Арканзасе с мужем и тремя детьми, описала брата как милого, доброго, понимающего и щедрого человека. Как и мать, она жаловалась на жестокость отца, а еще рассказала, как Джон купил ей морозилку, когда ее старая сломалась.
– Он сделал это с любовью, – подчеркнула она. – Брат мечтал помочь нам со старшей сестрой расплатиться по закладным, чтобы нам никогда больше не пришлось работать.
Мотта стал задавать наводящие вопросы:
– А это не ложь? Он мог притворяться?
– Нет, Джон все делал от чистого сердца.
– Разве он не притворщик? Все было обманом, маской, я прав?
– Нет, это не так. Он любил покрасоваться, но никогда не обманывал. Он гордился тем, что делает. Его никто никогда не хвалил. Никто не сказал: «Эй, Джон, ты отлично поработал».
В течение следующих трех дней защита представила еще трех медицинских экспертов, чьи выступления и завершили выступления свидетелей.
Доктор Лоуренс Фридман, психиатр из университета Чикаго, диагностировал у Гейси псевдоневротическое параноидально-шизофреническое расстройство, чьи корни лежат в детских переживаниях, в основном из-за жестокого отца. Отметив, что Гейси – одна из самых сложных личностей, с которыми он когда-либо встречался, Фридман заявил, что подсудимый продемонстрировал «необычайное отсутствие» нормальных человеческих чувств по отношению к жертвам.
Но в выступлении Фридмана нашлось и слабое место: он отказался дать оценку вменяемости Гейси на момент убийств.
Роберт Трейсман, клинический психолог, рассказал о тестах, которые проводил с обвиняемым по просьбе главного психиатра защиты. Основываясь на тесте Роршаха, Трейсман сделал вывод, что Гейси – «параноидальный шизофреник с гомосексуальными противоречиями, обозначающими его ощущение несостоятельности как мужчины; это человек, которому не хватает эмпатии, сочувствия к людям, человек с пугающим отсутствием контроля над эмоциями, контроля над своим эго в стрессовых ситуациях; человек с серьезными предпосылками к бесчувственности и крайне враждебными, опасными для него самого или окружающих импульсами».
Однако Канкл заметил важную деталь: в сопроводительном письме к заключению Трейсмана больше говорилось о безумии, чем о его наличии у пациента. И это помогло Игану на перекрестном допросе.
– Будет ли верным утверждение – по вашему мнению и основываясь на вашей диагностике, – что Джон Гейси знал о природе совершаемых им антисоциальных действий и отлично понимал их неправомерность с точки зрения морали? – спросил Боб.
Трейсман ответил утвердительно.
Доктора Ричарда Дж. Раппапорта, основного психиатра защиты, вызвали в среду, 27 февраля. С самого начала было понятно, что его выступление затянется. Отвечая на прямые вопросы Мотта Раппапорт пускался в длиннейшие объяснения базовых терминов психиатрии. Приняв наш протест, Гариппо предупредил врача:
– Это не лекция. Просто отвечайте на вопросы.
Как и ожидалось, Раппапорт зачитал свой диагноз: Гейси – пограничная личность психопатического подтипа с психотическим или параноидально-шизофреническим поведением; последнее, однако, не было основным заболеванием. Используя аналогию с луковицей, Раппапорт объяснил, что «при психиатрической оценке, снимая верхние слои, находишь все больше и больше информации о личности».
Раппапорт заявил, что не заметил у Гейси неадекватных аффектов, однако есть свидетельства того, что он антисоциальная личность и на момент обследования просто не находился под влиянием психоза.
