Значит, это дело рук девчонок. Наверное, прокрались сюда тайком. Он не мог себе представить Триону за подобным занятием. Особенно в библиотеке. Но зачем им понадобилось передвигать мебель? Они, видимо, решили, что это его рассердит.
Так вот в чем дело. Они хотели, чтобы он пришел в ярость? Но на кого она должна была обратиться? Не думали же они, что он во всем обвинит Триону?
Но ведь так почти и случилось, признался Хью себе с досадой.
Вернулся Ангус с помойным ведром, и миссис Уоллис закончила уборку.
— Я разбужу Лайама, и мы приведем комнату в порядок, милорд.
— Нет. Оставьте все как есть.
Она обменялась взглядами с Ангусом:
— Ничего не трогать?
— Да. — Хью поставил стакан. — Отправляйтесь спать. Уже поздно.
— Но ведь вы только что приехали, милорд.
— Я и сам пойду вздремну. Девочек привезу завтра. Нам всем пора отдохнуть.
— Как прикажете.
Хью подождал, пока они уйдут, потом осмотрел столовую и гостиную. Здесь мебель теще была передвинута, если не считать самых тяжелых вещей, но в этих комнатах перестановка была удачной. Он попытался открыть дверь в смежную комнату, но не смог: что-то там застряло и помешало это сделать.
— Маленькие разбойницы! — пробормотал Хью и отправился наверх с лампой в руках. Утром он серьезно поговорит с девчонками. А пока пойдет к жене, ожидающей его в постели. Эта мысль не покидала его, и он настолько ускорил шаг, что почти побежал вверх по лестнице.
Хью приблизился к двери спальни и приостановился, чтобы перевести дух и умерить сердцебиение. Потом глубоко вздохнул, погасил лампу и осторожно открыл дверь. Лунный свет неясно струился в комнату и слабо освещал ковер у постели. Хью поставил лампу возле камина, разделся и подошел к постели.
Мгновение он стоял, глядя на Катриону. Ее длинные волосы веером раскинулись на подушках. От них исходило слабое сияние. Он и сам не знал, почему для него важно, что она лежит в его постели, спит под его одеялом… Что она его жена!
Он никогда не испытывал потребности жениться. Сестра его была замужем и, кажется, счастлива. Дугал расхаживал при встречах с ним с самодовольным и счастливым видом с тех пор, как стал мужем Софии. И даже их брат Грегор, считавшийся убежденным холостяком, женившись, тоже был счастлив в браке. Но Хью думал о женитьбе лишь в отдаленной перспективе, полагая, что это событие произойдет когда-нибудь в будущем, но не сейчас. Не сегодня и не завтра.
Когда оказалось, что он вынужден жениться на Трионе, Хью далеко не сразу понял, насколько изменится его жизнь — и внешне, и внутренне.
Все то, что доставляло ему радость прежде: дом, работа, лошади и даже чувства к дочерям, — теперь казалось важнее, потому что все это он хотел бы разделить с Трионой.
Она вздохнула, пошевелилась во сне и подложила согнутую руку под щеку. От этого движения простыня соскользнула, обнажив плечо, и лунный свет заиграл на ее кремовой коже.
Все тело Хью напряглось. Дрожащей рукой он приподнял с нее одеяло. Сноп лунного света теперь ласкал ее упругие груди, высвечивал очертания округлых бедер и ног. Во сне она нахмурилась и зарылась поглубже в подушку. Сердце его зачастило. Хью скользнул под одеяло и оказался рядом с ней.
Когда он привлек ее к себе, ее глаза широко распахнулись и в лунном свете показались ему темными и бездонными. С улыбкой, от которой его сердце сделало скачок, она обвила его шею руками.
— Добро пожаловать домой, — прошептала она. — Ты нашел кобылу?
Он приподнялся, опираясь на локоть, и провел ладонью по всей длине ее руки, а потом прикрыл рукой ее грудь.
Она ощутила волнение.
Он усмехнулся:
— Да, нам повезло. Она и жеребенок чувствуют себя нормально.
— Поздравляю.
Триона подложила руку под его щеку, и он поцеловал ее в ладонь, прикусив при этом кончики пальцев. Ее глаза потемнели. Он усмехнулся:
— Домой-то я пожаловал, но кто-то передвинул мебель в библиотеке. И я чуть не расшибся насмерть, наткнувшись на что-то в темноте.
— Что? Но мы там ничего не переставляли!
— Кому-то это понадобилось.
И тут она задумчиво прищурила глаза:
— Кажется, я догадываюсь.
— Точно. Поговорим об этом завтра. А пока что кто-то должен обработать мои раны.
Она приподнялась на локте. Их лица оказались вровень:
— Тебе больно?
Он пожал плечами и потер ее сосок большим пальцем.
Она прикусила губу.
Он попытался скрыть усмешку:
— Я, кажется, ударился и головой.
Триона подалась вперед и надолго прижалась губами к его лбу.
Хью закрыл глаза, купаясь в ее нежности. Он ощутил нарастающую тяжесть в паху, потом дотронулся до своей щеки:
— Вот здесь еще.
Она подалась вперед поцеловать его в щеку, и ее шелковистые волосы защекотали его руку.
— И здесь, — сказал он, дотрагиваясь до своей нижней губы.
Ее рука скользнула вокруг его шеи, и ее губы прижались к его губам.
И тут Хью потерял контроль над собой — самообладание покинуло его окончательно. И он овладел ею, горячей и сладостной, полной потребности в нем и желания. И это продолжалось до тех пор, пока у него не перехватило дух. Он овладел ею, потому что желал ее, нуждался в ней, хотел ее. Но главным было то, что она принадлежала ему.
Много позже, взмокшие от напряжения, они лежали рядом, и его руки обвивались вокруг нее, а ее ноги были переплетены с его ногами. Он нежно поцеловал ее в лоб и закрыл глаза.
Потом мягко соскользнул в теплые объятия сна, смутно сознавая, насколько необходимой она стала ему, как важна для его жизни и счастья. Он не был уверен в своих чувствах на этот счет, но в эту минуту, умиротворенный и измученный, был рад, что вернулся домой.
И пока что этого было вполне достаточно.
Глава 18 Нет ничего, что неподвластно любви.
Старая Нора — своим трем любимым внучкам холодным зимним вечером
— Ты так и сказал ему? — спросила София, с возмущением глядя на мужа.
Дугал вздохнул. Всего минуту назад она источала улыбки и восторг по поводу того, что вернулась туда, где ей и следовало быть, — в его объятия.
Теперь же она уже не сидела, уютно расположившись у него на коленях, а стояла перед ним, уперев руки в бока, а ее синие глаза сверкали гневом.
— София, любовь моя, я вовсе не хотел, чтобы это прозвучало именно так…
София рубанула воздух рукой:
