– Тебе видней. – На всякий случай Тиль нащупал ногою упор, вдруг опять подует. – Значит, тогда надо закончить дело. Назло Милосердному трибуналу. Пусти.
– Ей уже не помочь. Забудь. Но тебе я хочу предложить иное. Идем со мной, и ты станешь таким же свободным. Все будет в твоей власти, и ты никому не будешь подчиняться. Тебе не надо будет бояться законов и штрафных, тебе не надо будет думать и выбирать, ты будешь делать что захочешь.
– Спасибо за предложение, мне пора. Пропусти, Ибли.
Витька помрачнел и распушил крылья:
– Что ж, старик, попробуй одолеть или хотя бы пройти.
Собравшись, Тиль ринулся вперед.
Мягко взмахнуло крыло.
Ожгла ледяная боль, разрезала воловью кожу и бросила наземь. Тиль и не знал, что ангел может испытывать такие неприятности.
– Хорош герой, нечего сказать. Был слабаком и остался.
Обдал ледяной порыв стальных крыльев.
Тяжело поднявшись, Тиль вскарабкался в седло Мусика и сжал рукоятки руля.
– Что ты делаешь?
– Пытаюсь выяснить один секрет. – Тиль распахнул крылья белого света.
– Какой секрет? Ты сдурел! Никаких нет секретов у овечек! – Витька отчего-то кричал.
– Вот и проверим...
Он газанул наотмашь. Мусик встал на дыбы и со всей ярости, на какую способен гоночный мотоцикл, рванулся вперед. Тиль заорал отчаянно и безнадежно, как одинокий всадник, бросающийся в атаку на легион врага. Удар колеса, как в ватную стену. Увидел ослепительный всплеск, услышал свист лезвий и чей-то крик, полный бессильной ярости. Шлепнулся и сразу вскочил. Мусик пал, разделившись на половинки, но черный ангел валялся в пыли, бессильно придавленный крыльями, как пойманный гусак. Повержен и не властен.
– Что ты наделал! – завопил Витька, растеряв добрую часть трубной мощи. – Идиот, ей уже не помочь! Она хотела убить свою мать! Она твоя убийца!
– Я знаю, – ответил Тиль.
– Зачем?! Зачем тебе это?! – Витька бился в отчаянии и не мог подняться, так тяжелы черные крылья.
– А тебе зачем – это?
Над правым плечом поверженного вспыхнул экранчик. И показал. Как ангел Ибли впервые увидел овечку, как презирал ее за робость, как заставил пойти на вечеринку в клуб, когда девочка совсем не хотела, как наслаждался преображением, как помогал, когда Вика билась за свою жизнь, пока не обнаружил, что скучает по ней, а потом и вовсе не мог без нее. Грозный Витька давно и безнадежно обожал свою овечку. Досье ангела вспыхнуло брильянтовой звездочкой и обратилось пеплом.
Тиль невольно покосился, но его досье не объявилось.
– Да! – заорал Витька, барахтаясь под ржавеющим хламом. – Я нарушил Третий закон. И пошел до конца. Потому что мне не оставалось ничего другого. Потому что маленький ангел Тиль рвал удила, а его бешеная овечка упрямо портила все варианты Вики. Если бы не вы, у меня бы все получилось. Ну, что тебе не сиделось?
Тиль погладил бензобак верного друга Мусика:
– Тебе не понять, старик.
Торопливо проскочила мужская тень и юркнула в калитку.
Кажется, он действительно опоздал. Надо спешить.
Открытое окно играло тюлем. Экран на стене показывал разноцветные полоски под низкий вой уснувшего эфира. Скинув жаркое одеяло, овечка скрючилась зародышем на простыне. Стакан пуст. Она уже выпила сладкое молочко. Ангел видел: по сосудам быстро расползался черными льдинками яд. Девочка медленно умирала во сне. Сердечко еле бьется. Дыхание на волоске. Одна в доме. Позвать некого. Помощи ждать неоткуда.
Тиль расстегнул молнию комбинезона и вылез из рукавов.
– Что ты делаешь! – истошно завопил Витька. – Остановись! За это сразу влепят И.Н.!
Ангел снял футболку.
– Не смей!!!
Пальцы, сжатые прямой ладонью, уперлись в грудь там, где у Толика билось сердце.
– Есть кое-что важнее Хрустального неба, правда? – спросил себя ангел и нажал.
Вошло как в мягкий студень. Это было просто. Расплата наступила мгновенно. Тиля захлестнуло немыслимой, безбрежной болью, которую невозможно вытерпеть и снести даже ангелу. Тело словно обрело плоть и разрывалось на миллиарды маленьких, стонущих клеточек, пронзенных раскаленными иглами. Он чуть было не отдернул руку, но, чтобы не отступить, упрямо поднажал на локоть. Перед глазами поплыло, упал на колени, согнувшись и балансируя крыльями, но заталкивал ладонь в глубь себя. Было пусто. Боль стенала, разгораясь пожаром, он испугался, что если промедлить – не выдержит пытки. Вдруг пальцы наткнулись на что-то теплое. Сжал и на приделе терпения вырвал из себя. Мука отступила. Осталось сверлящая пустота. На ладони горел крохотный камешек, отливавший рубиновым светом.
– Ангел, я умираю? – печально спросила Тина, не разжимая губ. – Что же будет с малышкой?
– Терпи, я уже… – еле выговорил Тиль, на карачках подползая к кровати. – Все будет хорошо.
Рубиновый камешек лег на грудь овечки и проскользнул в нее. А навстречу уже поднимался другой. Камешки встретились, закружились, слились в красный уголек, который вспыхнул. По жилам и венам побежали огненные ручейки, сметая черные тени. Тело ожило, сердечко забилось, легкие вздохнули упруго.
Сердце ангела – великая сила. А любящее – непобедимая.
Тиль повалился сдувшимся шариком.
Вздрогнув, Тина проснулась, села на кровати, непонимающе разглядывая комнату.
– Что это? – спросила она. – Вроде сон приснился страшный... Или показалось. А, я поняла... Это ты, ангел, хулиганишь? Привет, Тиль!
«Привет», – еле выдохнул обессиленный.
– Знаешь, Тиль, мне сейчас так хорошо, как будто снова родилась. Честное слово, ангел. Наверно, успокоилась, потому что все кончилось...
«Я очень рад», – сказал полумертвый или полуживой, как уж придется, Тиль.
– Давно хотела сказать, но не получалось, а вот сейчас, по-моему, самое время. Я очень люблю свою будущую малышку. Это правильно и нормально. Но еще я полюбила одного человека. Вернее, не совсем человека. Да что там... Милый мой ангел... Я тебя люблю...
Что-то зашуршало. Тиль вскочил, готовый биться до последнего, но этого не требовалось, Витька рыдал и грохотал крыльями во дворе.
Над головой ангела сохли и опадали девятки штрафных, одна за другой.
«Нет! – закричал Тиль. – Молчи!»
– Страшная глупость, но ничего не поделать. Я действительно тебя люблю. Не вздумай смеяться.
Последняя цифра упорхнула, осталось только перышко.
«Хватит! Молчи!»
– Ты – самый лучший, самый нежный и самый родной. Вот. Как здорово это сказать: я тебя люблю. Подумаешь, что девочка признается в любви. Ты же ангел. Мой любимый ангел... Но все равно нос не задирай. Завтра напишешь мне письмо. Кстати, а ты меня любишь?
