Книга Пробужденные фурии - Ричард Морган

Шегешвар был верен своему слову. Через сорок минут после звонка с Простора с ревом показался аляповатый красно-черный спортивный скиммер с открытым верхом и влетел в гавань с превышением скорости. За его прибытием наблюдали все на верфи. На морской стороне Ньюпеста такое поведение привело бы к мгновенному перехвату управления судном портовой администрацией и унизительной остановке на месте. Не знаю, то ли у внутреннего порта было хуже оснащение, то ли Шегешвар установил в эту дорогую игрушку мощный софт против блокировок, то ли банды Болотного Простора скупили администрацию ВП на корню. Так или иначе, просторомобиль не остановился. Наоборот, развернулся, поднимая брызги, и быстро направился к месту между шестым и седьмым пирсами. Метров за десять он вырубил моторы и заскользил на одной инерции. Шегешвар за штурвалом заметил меня. Я кивнул и поднял руку. Он помахал в ответ.

Я вздохнул.

За нами тянется след длиной в десятилетия, но он не похож на брызги, которые Радул Шегешвар срезал с волн в гавани. Он не пропадает безвозвратно. Так и висит, как поднятая пыль за шарийским пустынным крузером, и если обернешься и всмотришься в свое прошлое, то тут же ударишься в кашель и слезы.

– Привет, Ковач.

Крик, зловеще громкий и радостный. Шегешвар стоял в кокпите и все еще рулил. Его глаза скрывали широкие солнечные очки с оправой-«крыльями» – сознательный протест против миллспортской моды на ультрапродвинутые заказные линзы шириной в палец. Он был облачен в тончайшую, вручную обработанную песком переливающуюся куртку из шкуры болотной пантеры. Он снова помахал и расцвел в улыбке. Из-под носа судна с металлическим стуком выстрелил линь. Наконечник-гарпун, не связанный с пазами вдоль пирса, пробил дыру в стене верфи из вечного бетона в полуметре ниже места, где стоял я. Скиммер подтянулся, и Шегешвар спрыгнул из кокпита на нос, посмотрел на меня.

– Может, еще раз проорешь мое имя? – спросил я ровно. – Вдруг кто-то в первый раз не расслышал.

– Упс, – он наклонил голову набок и всплеснул руками в жесте извинения, который никого не одурачил. Он все еще злился на меня. – Видимо, это все моя открытая натура. И как же тебя величать в наши дни?

– Забей. Так и будешь там стоять?

– Не знаю, а ты подашь мне руку?

Я потянулся вниз. Шегешвар схватился за протянутую ладонь и взобрался на верфь. Пока я его поднимал, по руке пробежали судороги, которые улеглись в виде горячей боли. Я все еще расплачивался за прерванное падение под крепостью. Гайдук поправил свою безукоризненную сшитую на заказ куртку и провел ухоженной рукой по черным волосам до плеч. Радул Шегешвар заработал много и рано, чтобы оплатить клон-копии тела, с которым родился, так что лицо под солнечными линзами принадлежало ему – бледное, несмотря на климат, узкое и костлявое, без единого следа японского происхождения. Оно венчало равно стройное тело, которому, на мой взгляд, было под тридцать. Обычно Шегешвар проживал каждый клон со зрелого возраста до времени, когда, как он выражался, тело не может ни трахаться, ни драться как положено. Я не знал, сколько он сменил оболочек, потому что после нашей дружной молодости в Ньюпесте сбился со счета, сколько он прожил по-настоящему. Как и большинству гайдуков – как и мне, – ему довелось и полежать на хранении.

– Неплохая оболочка, – сказал он, обходя меня кругом. – Очень неплохая. А что с другой?

– Долгая история.

– Которую ты мне не расскажешь, – он закончил круг и снял линзы. Уставился мне в глаза. – Да?

– Да.

Он театрально вздохнул.

– Огорчаешь, Так. Очень огорчаешь. Становишься таким же неразговорчивым, как сучьи узкоглазые северяне, с которыми проводишь время.

Я пожал плечами.

– Я и сам наполовину сучий узкоглазый северянин, Рад.

– Ах да, в самом деле. Я забыл.

Он не забыл. Просто издевался. В каком-то смысле с наших деньков у Ватанабе ничего не изменилось. Именно он тогда втягивал нас в драки. Даже дело с дилером мета было его идеей.

– Внутри есть кофемашина. Хочешь?

– Докатились. Знаешь, если бы приехал в питомник, угостили бы настоящим кофе и косячком из морской конопли, скатанным на бедрах лучших голопорноактрис, которых только можно купить за деньги.

– В другой раз.

– Ага, вечно ты куда-то несешься, да? Если не по делу посланников или неокуэллов, то из-за какой-нибудь идиотской личной мести. Знаешь, Так, это, конечно, не мое дело, но кто-то должен тебе сказать все как есть, и похоже, эта участь досталась мне. Притормози и закури, приятель. Вспомни, что ты живешь, – он вернул очки на место и мотнул головой к терминалу. – Ладно, пошли уж. Кофе из машины, почему бы и нет. Все бывает в первый раз.

Вернувшись в прохладу, мы сели за столик у стеклянных панелей, которые открывали вид на гавань. С нами сидело шесть других зрителей с багажом, ждали. Их обходил нетрезвый мужик в лохмотьях, протягивая поднос для кредитных чипов и рассказывая о невезучей жизни всем, кому интересно. В основном никому. В воздухе стоял слабый запах дешевых антибактериальных средств, который я прежде не замечал. Видимо, проехали роботы-уборщики.

Кофе был жуткий.

– Вот видишь, – сказал Шегешвар, отставляя свой с гримасой. – Надо бы тебе переломать ноги только за то, что заставил меня это пить.

– А ты попробуй.

На миг наши взгляды сомкнулись. Он пожал плечами.

– Шучу я, Так. Теряешь чувство юмора.

– Ага, оно теперь идет на тридцать процентов дороже, – я глотнул свой кофе без выражения. – Раньше друзья получали его даром, но времена меняются.

Сперва он оставил фразу без ответа, затем наклонил голову и снова взглянул мне в глаза.

– Думаешь, я несправедливо с тобой обхожусь?

– Думаю, ты, когда удобно, забываешь настоящий смысл слов «ты спас мне задницу, чувак».