Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
Впрочем, он сам не видел расстрела — он рассказывает со слов других цареубийц… Но повторное захоронение Царской Семьи он видел, в нем участвовал. И описал его во всех страшных подробностях…
Все запомнил чекист: как приехали к шахте на рассвете, «как один человек спустился в воду с веревками и тащил трупы из воды… первым вытащили Николая…». Помнит он, «что такая холодная вода была, что лица у трупов краснощекие были, словно живые…». Помнит, как увидел обнаженное тело царя и как поразило его «удивительное физическое развитие Николая… мышцы, торс, живот, руки». Запомнил, как Юровский отправился за серной кислотой в город, а они «ходили в это время в деревню молоко пить…».
Описал в деталях, как создали они эту страшную тайную могилу: «Застрял в трясине грузовик, и мы машину еле вытащили… И тут у нас мелькнула мысль, которую мы осуществили…
Мы решили, что лучше места не найти… Мы сейчас же эту трясину расковыряли… залили трупы серной кислотой… обезобразили… Неподалеку была железная дорога…». Помнит, как они привезли гнилых шпал для маскировки могилы.
Похоронили в трясине только часть расстрелянных, «остальных сожгли…».
Но как только он переходит к сожжению, память тотчас начинает странно отказывать чекисту: «Сколько мы сожгли, точно не помню… и кого, точно не помню…». И он начинает странно ошибаться: «Вот Николая точно сожгли — помню… И Боткина… и, по-моему, Алексея…».
Незадолго до своей смерти, в начале 60-х годов, написал свои «секретные показания о расстреле» и сам чекист Михаил Медведев-Кудрин. И они также хранились в Центральном партийном архиве:
«Юровский читает решение о расстреле… „Так значит нас никуда не повезут?“ — спросил Боткин. Юровский хочет что-то ему ответить. Но я уже спускаю курок. И всаживаю первую пулю в царя… Юровский и Ермаков также стреляют в грудь Николая почти в упор… На моем пятом выстреле Николай II валится снопом на спину…».
Но, видимо, сын Юровского узнал обо всех этих опасных записях.
И в том же, 1964 году в Музее Революции появляется переданная им копия «Записки» отца, где комендант из гроба вновь заявляет: «Я убил последнего царя».
Но Никулин оказался не последним из цареубийц, кто еще жил тогда на белом свете. В том же, 1964 году М. М. Медведев получил письмо из далекого Хабаровска от бывшего лейб-гвардейца и цареубийцы Кабанова. Жив, жив, курилка! Прочитав некролог в «Правде» о своем старом знакомом чекисте Медведеве, он написал его сыну. Так возникла их переписка. И старый чекист-пулеметчик, один из последних свидетелей Ипатьевской ночи, отвечает из Хабаровска на главный вопрос: «Тот факт, что от пули Вашего отца умер царь — это тогда знали все работники Уральской ЧК».
Так продолжалась эта удивительная борьба «за честь расстрела».
В том же, 1964 году, когда записывались на Московском радио последние свидетели гибели Семьи, в Финляндии, на местном православном кладбище, хоронили 80-летнюю монахиню. Была она пострижена, но в монастыре не жила, и обряд пострижения ее в инокини был совершен тайно. Постриглась она, исполняя обет, данный ею еще на родине, в России. После тайной инокини осталось множество удивительных фотографий — Царское Село, дворец в Ливадии — допотопный, канувший в вечность мир. Остались и акварели, писанные рукой последней императрицы, и рисунки последнего цесаревича, и письма царицы и ее детей.
Да, это была она. Перевалив за половину двадцатого века, ушла из жизни Анна Вырубова…
И с нею ушла эпоха.
И опять — тайны?
Гора новых читательских писем — мучительных писем. Я все пытаюсь поставить точку в книге. А они все приходят и приходят…
Пишет племянница Елизаветы Эрсберг — комнатной девушки Царской Семьи: «Несколько слов о судьбе тетки после расстрела Царской семьи. Когда Колчак взял Тобольск, Елизавету пригласили на допрос в комиссию следователя Николая Алексеевича Соколова (как оказалось, он был однокашником моего отца по третьей гимназии). С авангардными белыми частями Елизавета прибыла в Екатеринбург. Наняла лодочника, искала трупы в пруду и на каком-то болоте (такую она получила информацию), но ничего не нашла. Потом с миссией Красного Креста проследовала через Дальний Восток, Японию, Америку, Францию в Данию, к матери царя императрице Марии Федоровне. Получила от Марии Федоровны субсидию, далее через Швейцарию и Чехословакию прибыла в Россию в ноябре 1928 года. Впустили ее на родину опять же по личной просьбе моего отца Молотову. На границе Лиза дала подписку о 24-часовой явке в ЧК. Когда она пришла, то дала подписку о неразглашении данных жизни семьи царя и обстоятельств с этим связанных… В 1937 году умер отец, и мы с тетками стали мало общаться…
Теперь об истории подруги тети Лизы — Анны Демидовой, будто бы расстрелянной в Ипатьевском доме.
Нет, история Анны Демидовой не кончилась в день расстрела. И вот почему я делаю этот вывод. Отец любил фотографировать, у нас были в коробке негативы, где были виды загородных парков, а на их фоне фотографии знакомых. Очень много было изображений тетки Елизаветы в обществе Демидовой и других царских служащих. Поэтому я хорошо знала лицо Анны Стефановны и как сейчас вижу ее перед глазами. Среднего роста, полная, с простоватым круглым лицом, с зализанными у висков волосами и кичкой на макушке…
Еще до возвращения в Россию тетки Елизаветы я была вывезена в гости к ее сестре. Чтобы позабавить меня, мне дали альбом в красивом ониксовом переплете — альбом тети Елизаветы. В нем было не менее 10 фотографий Демидовой. Я ее уже узнавала. А вот кто была в этом же альбоме высокая, худощавая, рябая женщина, мне объяснить не могли — дескать, тетя приедет и расскажет. На Рождество 1929 года, когда тетя Елизавета была уже дома, мы приехали к теткам. Я снова попросила альбом и начала его листать, но все фото Демидовой, даже в группах, исчезли или были замазаны. На мой вопрос, где фотография „папиной невесты“, тетки зашикали, а когда я осведомилась насчет неизвестной высокой, рябой женщины, Елизавета сказала, что это был очень хороший человек, но она погибла. И заплакала.
Тетки умерли от голода в один день, 12 марта. Их хотели эвакуировать и взяли в ЖАКТ паспорта, но они не поехали. А хлебные карточки без паспорта им не дали. (Так от голода умерла комнатная девушка царицы. — Э. Р.)
История Демидовой выплыла позже. Я работала на заводе ЭРТО (Ленинград, Лермонтовский, 54). В 1968 году к нам в цех номер 17 пришел мастер-техник компрессорных установок Демидов. Я увидела его в первый раз и оторопела — где я видела это лицо? И вдруг осенило — Анна Демидова. Я как-то пошутила в разговоре с ним, что если одеть ему капор, то он сойдет за знакомую даму. И спросила, нет в его роде Анны Степановны Демидовой. Он ответил: не Степановны, а Стефановны, это старшая сестра моего отца. Он рассказал, что Анна Демидова умерла после Отечественной войны. Как описал мне ее Демидов, она была среднего роста, полная, с зализанными волосами, выпивала, курила, из дома не выходила… племянника своего то ли боялась, то ли не любила. Как встретит в коридоре — убегала. По ночам бредила, кричала. Так что брат ее в комнате запирал. Просила я Демидова написать о тетке, он: „Под монастырь подведешь“.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
