— Прекрасно, господин Гупта, — начала Гита, уловив зоркими глазами промелькнувший край яркого халата Каушальи. — Все, что происходило многие годы в этом доме с моей сестрой Зитой, с которой мы были разлучены волей судьбы, и то, что произошло здесь со мной, не позволяет нам жить под одной крышей с тетей и Шейлой. Простите, добрый наш дядя!
— Да, разумеется, само собой, — серьезно согласился Бадринатх.
Зита слегка побледнела, глаза ее затуманились.
Индира опустила голову.
— Наверное, наши родители, сестра, видят наше счастье. Видят всех нас вместе и радуются, — тихо промолвила Зита.
Несколько минут все молчали.
— Этот вопрос мною уже решен, — продолжал дядя. — Если вы согласитесь, милые мои племянницы, а также ваши мужья, то мы с Каушальей и дочерью переедем в небольшое поместье под Пуной. Это недалеко, и мы сможем часто видеться.
— Мы согласны! — быстро ответила Гита и посмотрела на Зиту, а затем перевела взгляд на Раку, а правой рукой сжала плечо мужа. — Да, Зита? Мой муж и зять, вы согласны?
Все согласились.
— Вот и договорились. На сегодня, я думаю, хватит о делах. Пора завтракать, — пригласил всех Бадринатх.
Завтрак, на котором присутствовали Каушалья и Шейла, проходил весело и непринужденно.
— Мы с мужем решили, — начала Гита, — что будем жить отдельно от его родителей. Дней через десять завершается ремонт усадьбы, которую унаследовал Рави от своего деда, и мы переедем туда. Да, мой дорогой?
— Да, моя милая женушка! Я жду не дождусь этого дня. Но мне и здесь неплохо! — и Рави улыбнулся.
— Да, Рави, а что вы предприняли вместо свадебного путешествия? — вспомнил Гупта.
— О, дорогой Гупта, этого одним словом не скажешь, — с загадочным видом ответил доктор. — Пусть вначале скажет Зита.
— Господин адвокат! — положив вилку, обратилась к адвокату Зита. — Надеюсь, вы не откажетесь разделить с нами поездку по нашим угодьям, а затем на несколько дней остановиться в загородном доме, который так любили наши родители?
Гупта посмотрел в серьезные и счастливые глаза Зиты и ответил:
— Я охотно разделю с вами эту поездку и пребывание в вашем имении, но ненадолго. День-два я смогу побыть, но не дольше. Дел, как говорят, по горло. Вам-то сам бог велел…
— Там великолепная, сказочная природа! — вмешалась Индира. — Я не была там много лет.
— Бабушка, обещай, что ты тоже поедешь с нами! — попросила ее Гита.
— А когда вы собираетесь ехать?
— Завтра перед восходом, часа в три-четыре, — ответил Рака. — Уже все готово. Машины заправлены. Горючим водители запаслись впрок.
— Наконец-то я свободен! Меня повезут! — пошутил Рави.
— Еще бы, Рави! У тебя же праздник! — сказал Бадринатх.
— Но врача ждут всегда. Еще неделя — и в клинику. Уже звонили, мягко намекая.
— Милый мой, не говори пока о работе! — изобразив на лице обиду, сказала Гита и ласково посмотрела на супруга.
— А там, в поместье, всех вас ждет сюрприз, — загадочно сообщила Гита.
— Какой сюрприз? — удивился Рави.
— Это наша с Зитой тайна.
На столе благоухали розы. Их лепестки, как страницы любви, шептали слова, понятные лишь одному соловью и влюбленным…
Господин Чаудхури со своей супругой Алакой, возбужденные и радостные, через несколько минут подкатили, в предутренней прохладе, к дому, в котором недавно отшумела и отблистала свадьба. Вслед за ними приехал Гупта с женой и матерью.
Рави, Рака и Бадринатх вышли им навстречу.
После легкого завтрака и чашки чаю кавалькада из четырех машин направилась на восток от Бомбея.
Дикий сахарный тростник колебался как море. Одинокие деревья сала и канделябры молочая свистели под набегом сухого ветра, который натыкался на острые иголки кактусов. Огненно-желтые цветы пальм, похожие на огромных бабочек, изумленно глядели на проезжающих.
* * *
Человек рождается свободным и создан Богом для свободы. Однако в человеческом общежитии сложились свои законы, в силу того, что человек, как высшее существо, единственное из всего животного и растительного мира, наделенный искрой божьей, словом, сознанием духа, не пошел путем, предначертанным ему Творцом. Отсюда у него свои правила «игры в жизнь» и свои человеческие отношения и законы…
Тюрьма — физическая изоляция человека от привычной для него среды, необычайно отрезвляющее для любого буйного ума средство. Ложное ощущение превосходства перед другими людьми отбрасывается ею с кромешной жестокостью в такой беспросветный угол, что даже семя этого лукавого ощущения гордыни стирается в прах.
Только здесь Ранджит впервые понял всю ничтожность своих злых помыслов и себя — раба этих помыслов и обстоятельств.
«Кто я такой? Червь, ничтожная пылинка во вселенной, возомнившая себя великой гималайской вершиной. Незначительный, временный смертный… Я жил так, словно буду жить вечно. А мог бы и на своем месте, у зятя, заняться делом, сколотить капитал». Только сейчас Ранджит понял это. Да только ли это?..
«Сколько же мне дадут? Завтра должны огласить обвинительное заключение», — пронеслось у него в голове.
В камере было человек двадцать. Дышать было нечем. Через каждые полчаса на бетонный пол выливали по два ведра воды. На нарах не было никого. Кто сидел, а кто и лежал на мокром полу, изнывая от духоты, жары и голода.
Действительно: пустой желудок — отличное средство против переполненного сердца и головы, забитой глупостью суеты.
С грохотом открылась дверь, и зычный голос надзирателя потряс вялые тела заключенных:
— Подследственный Ранджит, на выход!
Ранджит вскочил и направился в светлый проем двери. В сопровождении двух надзирателей он вошел в низкое и затхлое помещение для свиданий.
На противоположной стороне, за длинной деревянной доской, перегороженной мелкой решеткой, сидела Сандра. Выглядела она великолепно. А может быть, Ранджиту так показалось. Во всяком случае, над ней витал незримый ореол, атмосфера воли. Тонкий запах ее духов вызывал легкое головокружение. Ранджит никогда в жизни не ощущал так сильно присутствие женщины, ее необъяснимое отличие от мужчины, ее захватывающее, чарующее начало. И какое-то мгновение он не мог вымолвить ни слова. Челюсть его отвисла. Он смотрел на Сандру, как «баран на новые ворота». И вдруг мощное чувство надежды, жизни, как освежающее первое дыхание муссона, ударило ему в грудь.
— Сандра! Ты? Как ты смогла сюда проникнуть? Я уже не надеялся… — отрывисто заговорил он.
— Привет, любовь моя! Я верна тебе, Ранджит, и буду ждать тебя, — сказала она певучим, с хрипотцой голосом.
Когда надзиратель отвернулся, она передала ему записку с завернутым в нее бетелем.
