— Их хоронили здесь, — сказал купец, — потому что верили, будто из-за близости к морю они попадут в пещеру бога Солнца, а не в вечную тьму Шибальба.
Так здесь, на юге, называли потусторонний мир Миктлантекутли.
Благодаря прибрежному положению Хайны отсюда начиналась главная торговая дорога, что вела во внутренние земли.
— В былые времена путь от Хайны до Ушмаля занимал два дня. Но теперь он может оказаться для тебя путем в вечность, если ты нарвешься на жестоких разбойников или кровожадных жрецов, что отлавливают путников для жертвоприношений, — продолжил купец.
Несколько торговцев, говоривших на науатль, предложили мне присоединиться к каравану, достаточно большому, чтобы нанять охрану и заплатить неизбежные взятки. Однако этот еженедельный караван отбывал только через пять дней, а ждать так долго я не мог. Поэтому мне пришлось снова нарядиться носильщиком и взвалить на плечи груз, который не должен был возбудить алчность грабителей.
Ай-йо… Оказалось, что в здешних краях перья индюков и уток ценятся довольно высоко, так что для этого отрезка пути подобный груз не годился.
Стоимость груза определяла и цену, которую приходилось платить за вход в город и проживание. Взятки повсюду требовали исходя из стоимости товара, а тех, кто не мог удовлетворить аппетиты вымогателей, изгоняли прочь, отходив дубинками и кнутами.
Когда рядом со мной неожиданно появился нищий, я испуганно отшатнулся. Большую часть его лица скрывала похожая на череп маска Ax-Пуча, у майя — бога смерти. На открытых частях тела нищего гноились отвратительные язвы, на шее болталась дохлая сова.
Я уже заметил, что караульные шарахаются от пораженных недугами бродяг, опасаясь, что демоны болезней перескочат на их тела, и даже боятся трогать все, к чему прикасались недужные. Беспокоить хворых здесь, как и везде в сем мире, остерегались, ибо считали, что боги, в своем странном видении событий, могут счесть это оскорблением. И то сказать, не будь богам угодно, чтобы эти люди болели, они бы уже были мертвы.
Нищий усмехнулся мне, скривив покрытые болячками губы:
— Я покажу тебе путь.
Он говорил низким, хриплым шепотом.
— Какой еще путь, куда?
— Путь к Волшебнику.
Я последовал за бродягой, который двинулся через рынок, прихватив по пути какой-то фрукт. Торговец заорал, но сделать ничего не посмел.
Нищий ни разу не оглянулся, чтобы проверить, иду ли я за ним. Охваченный нетерпением и не понимая, что за игру он ведет, я ускорил шаг и догнал его.
— Тебя послала Иксчааль? — спросил я.
Не обращая на меня внимания, он цапнул лепешку с лотка торговки, завернул в нее перец, прихваченный с другого прилавка. Продавцов это, конечно, не обрадовало, однако никто не попытался его остановить.
— Тебя послала Иксчааль? — снова спросил я.
Он повернулся ко мне спиной и побрел дальше.
Я последовал за ним с рыночной площади до городской окраины, где мы перешли с главной улицы на торговую дорогу, ведущую из города. Путников на ней было меньше, а дома по сторонам выглядели еще более обшарпанными, многие пустовали.
Заброшенные дома меня удивляли: Теотиуакан тоже считался лишившимся благоволения богов, но здания там еще не превратились в развалины. Боюсь, в Теотиуакане я воочию убедился, что бывает с цивилизацией, теряющей волю к жизни.
Подойдя к заброшенному сараю, нищий нырнул внутрь, оставив дверь за собой открытой. Я замешкался у входа, но потом извлек из сумки короткий боевой топор и, подойдя к двери, осторожно переступил порог. А внутри вскинул оружие, готовый отразить нападение.
Но нападать было некому, там никого не было.
На полу у моих ног лежали рваные лохмотья нищего. Рядом стоял глиняный горшочек с ягодным соком. Тут же, глядя на меня мертвыми глазами, лежала и сова. Я поднял лохмотья и поразился тому, что, несмотря на грязный вид нищего, от них повеяло тем чувственным цветочным запахом, что исходил от Иксчааль.
65
Я вышел из Хайны по дороге, что должна была привести меня в Ушмаль. На мне была одежда нищего и пугающая маска бога смерти, а язвы и нарыв, весьма правдоподобные, удалось изобразить с помощью ягодного сока. На шее на веревке из сизаля болталась мертвая сова.
«Я покажу тебе путь, — прохрипел нищий. — Путь к Волшебнику».
Вспоминая каждое движение «бродяги», сказанные им слова, запах его одежды, я все больше утверждался в той мысли, что это была Иксчааль, и проклинал себя за тупость.
Стражники, собиравшие мзду со всех, входивших в город и покидавших его, при моем приближении расступились, и, хотя я ловил на себе их злобные взгляды, ни у кого не хватило смелости потребовать с меня плату или пустить в ход дубинки, на удары которыми они обычно не скупились. Меня пропустили, освободив широкий проход.
Маскировка оказалась удачной, потому что я сыграл на страхе, присущем каждому, — страхе смерти.
Крик совы предвещал кончину: когда люди, услышав его, оборачивались, они видели перед собой жуткий скелет — Ах-Пуч стоял за ними. Он хватал их своими когтистыми лапами и волок в преисподнюю, где властвовал над славившимся пронизывающим холодом девятым уровнем.
Ай-йо… Я и сам смертельно боялся обидеть это безжалостное божество, но убеждал себя, что угождаю ему, лишний раз внушая людям страх перед ним. И надеялся, что у бога смерти полно других хлопот и ему нет дела до ничтожного щенка из племени людей-псов.
Местность за городскими стенами была столь же унылой, как и настроение в городе. Иссохшие поля почти не давали урожая, сельские поселения пустели, а оставшиеся, убого выглядевшие жители, завидев меня, прятались по домам.
Эта мрачная, угрюмая атмосфера породила во мне нестерпимое желание оказаться в блистательном Толлане. С Иксчааль в объятиях.
66
В дневном переходе от Хайны, опечаленный и разозленный всем тем, что видел по дороге, я отказался от образа Владыки Смерти, зато вытащил боевой топор и открыто повесил его на пояс — в качестве предостережения возможным грабителям. Должно быть, предупреждение оказалось действенным, во всяком случае, разбойники меня пока не трогали, да и честные люди старались держаться подальше.
Страна майя, прародина цивилизации сего мира, ныне не только не являлась цветущим краем, но и, похоже, катилась прямиком в преисподнюю, назови ее хоть Миктлантекутли, хоть Шибальба. И это при том, что большая часть тех сокровищ разума и искусства, которые столь старательно собирал у себя в Толлане правитель Кецалькоатль, призывавший ко двору лучших художников и ремесленников, писцов, ученых, звездочетов, лекарей и зодчих, была позаимствована именно у их создателей, у майя. Увы, разоряемый религиозным нетерпением, тиранией властей и хозяйственным упадком, их мир уничтожал себя прямо у меня на глазах.
