Книга напомнила ему о том моменте, когда он с благоговением, впервые раскрыл томик Кафки, который своей загадочностью и абсурдностью покорил его навсегда. Та книга была оформлена почти так же, как и эта.
Уникальная возможность на одну обложку приблизить свое скромное имя к гению.
Двенадцать человек технического совета терпеливо ждали, пока молодое дарование всласть налюбуется плодами их деятельности и вынесет свой вердикт.
Четыре новых дизайнера, затаив дыхание, пристально следили за каждым его жестом: опус этого парнишки, бесспорно, станет лидером продаж. И тот, кому будет принадлежать дизайн бестселлера, получит значительный гонорар и продление контракта с «Кобальтовым Грифоном», не говоря уже об имени. Что-что, а известные имена «Кобальтовый Грифон» штамповал подобно конвейеру.
Потом опять было шампанское, поздравления и ироничные замечания Мэйза, что праздновать еще рановато, а то так можно окончательно спиться еще до прихода настоящего триумфа.
Потом был вечер.
И в эту пятницу Ромео снова решился взобраться на высокое кожаное седло мотоцикла Мэйза и, подавляя в себе вопли ужаса и восторга, нестись куда-то с безумной скоростью, даже не видя пути из-за спины Доминика. Только ветер протяжно завывал в его ушах, а улицы города сливались в единое, очень длинное световое пятно.
Они долго катались по городу, перед тем как приехать к заброшенной дороге, где собирались все знаменитые любители ночной езды.
Там Ромео вновь увидел множество уже знакомых ему лиц: толстого кинопродюсера Кита Хадсона на его рогатом чоппере, Анаис с Морганой в сумке. Там были те же актеры, адвокаты, и прочие.
Многие интересовались, как себя чувствовал после падения Мэйз. Тот неизменно говорил, что всё – путем, хотя Ромео старался в этот раз держаться за его спину осторожно, потому что вчера на пляже заметил, что синяк еще полностью не сошел, и Мэйз, то и дело, кряхтел от боли.
Пока все отдыхали и обменивались сплетнями и новостями, Ромео высматривал в толпе незнакомые лица. Их тоже было много. Актеры приехали с новыми, полуголыми девушками. Те со всем старанием ластились к голливудским богам, беззастенчиво демонстрируя совершенные тела.
Эти сирены напомнили Ромео женщин из компании красавцев, которых он видел, когда пришел знакомиться с Мэйзом в «Седьмой Дом». Такие же загорелые, такие же роскошные, такие же отчаянные охотницы. Ему они казались воплощением мечты настоящих мужчин. На парней вроде Ромео, такие редко обращали свое внимание.
Однако как звали ту прелестницу, которую обидел тогда Мэйз? Кэнди? Сэнди? А-а, Петти. За все время он ни разу не упомянул этого имени, ни разу не позвонил ни одной из своих старых подруг, и никогда ничего не рассказывал о той смуглой латиноамериканке, которую увез с собой, накурившись кальяна.
Вместо этого, он молча мучился из-за женщины, которая ничем не напоминала этих великолепных пантер, зато умела видеть мечты, жить в фантазии и бесстрашно водить алый «Мото Гуцци».
Поодаль Ромео заметил, что кто-то приехал на серебристом мотоцикле с большой и неуклюжей коляской. В коляске, скорчившись, сидел пассажир. Это было забавное, и в то же время, грустное зрелище: спортивный мотоцикл, отягощенный таким прицепом, выглядел несчастным, как породистый скакун, запряженный в телегу.
Ромео отвлек Кит, который подрулил к ним на своем Козле. Он весело усмехался в бороду:
– О, привет, парни! Ты опять здесь, Ромео? Рад тебя видеть.
– Да, решил еще раз рискнуть.
– Молодец! Давай, в наши ряды. А ты как, Мэйз?
– Все – путем! – Так же, как и всем остальным, ответил Доминик.
Кит закивал головой:
– У тебя, Мэйз, девять жизней, как у кота. Другой бы уже сто раз душу Богу отдал, а у тебя только ссадины на роже.
– Спасибо, Борода. Надо будет посчитать, сколько еще осталось, раз ты
мне только девять жизней выделил.
– Парни, слушайте тему. Вот умора! Смотрю, – он начал эмоционально жестикулировать могучими ручищами, затянутыми в толстые кожаные перчатки, – Идет, красота! Оба-на, приехали!
– Кто? – Ромео и Доминик одновременно кивнули на красоток, что сидели позади кинозвезд.
– Да не! Круче, – Кит загоготал, – Этот, натурист, Бенуа!
Доминик поджал губы:
– И что он тут делает?
– Ня, я ж к нему подруливаю и говорю, мол, ты-то здесь откуда? Ты же не то, что на чоппере, ты на трехколесном велике прокатиться не можешь! А он мне, короче, говорит: да, меня приятель привез. Я тут одного чувака ищу.
Доминик чертыхнулся и сплюнул.
«Господи, а он настырный», – подумал Ромео.
– И где он? – Мэйз вытянул шею, шаря глазами в толпе.
– Да вон, глянь. Там, в коляске. – Бородач протянул руку. Ромео и Доминик взглядом проследили указанное направление. – Вон, серый Кавасаки с коляской, видите? – подсказывал Кит. – Кавасаки! С коляской! Ересь какая-то. Вот там он и есть, в коляске!
Действительно, человек, скрючившийся в коляске того самого мотоцикла, над которым Ромео потешался минуту назад, и был Бенуа. И как он раньше его не узнал?
– Да, это он…– пробормотал Мэйз, – …сукин сын.
В это мгновение Венсан повернул голову и через расстояние встретился взглядом с Ромео. Он вздрогнул, замахал руками и стал поспешно выбираться из коляски.
Доминик тоже увидел это. Его лицо побагровело. Как только Венсан начал приближаться к ним, он с силой ударил ногой по рычагу мотоцикла. Двигатель взревел.
– Все, Кит, мы поехали. У меня больше нет времени. Увидимся! Скажи Анаис, что я ей позвоню. – Он развернул мотоцикл так резко, что Ромео едва не вылетел из седла.
Кит кивнул на прощание, недоумевая, с чего они так неожиданно рванули прочь. И тут Ромео выкрикнул:
– Нет, Мэйз, подожди! Остановись! Давай обратно!
Доминик удивленно глянул на него через плечо и заглушил двигатель:
– Что такое?
– Послушай, мне не нравится, что мы убегаем от него. Не станем же мы бегать так вечно? В конце концов, я имею права поговорить с ним. Что он мне сделает? Мы поговорим, и все. Может, он потом и сам отстанет.
Доминик сжал челюсти с такой силой, что чуть не раскрошил себе зубы, но покорно вынул ключи из зажигания и демонстративно поднял руки вверх, в знак капитуляции.
Он повернулся в сторону спешащего к ним Венсана и даже изобразил на лице некое подобие улыбки.
– Так это он тебя искал, что ли? – спросил Кит.
Ромео утвердительно кивнул.
«Ничего не понимаю». – пробурчал бородач, смешно выпятив толстую нижнюю губу. В толпе он вдруг увидел своего старого знакомого режиссера и хотел направиться к нему, но любопытство одержало верх, и он остался, чтобы послушать, о чем же могли говорить Ромео и Бенуа.
