3
— Я раньше уже убивал людей, — сказал мальчик, когда они двинулись к развалинам особняка Краунов. Свет утреннего солнца разливался по горизонту, отчего лес слева казался совершенно плоским. Он был похож на рисунок со спины мальчика. Он был почти нереален. — Я причинял им боль.
Великолепный день, как раз подходящий для их предприятия.
— Я знаю, — отозвался Стоуни беспечно. — Это Лунный огонь.
— Что?
— Лунный огонь. Он похож на выхлоп. Вот, например, те люди из Техаса, откуда я забрал тебя. Они ведь были уже мертвы, когда я пришел?
Стив кивнул, глаза его наполнились слезами.
— Они называли это Светом Азраила Светом, исходящим от ангела Смерти.
— Какого только дерьма не бывает. — Стоуни передернул плечами. — Но они сами призвали его себе на головы. Нельзя отпереть клетку тигра, надеясь, что тигр, может быть, на тебя не набросится.
— Ты собираешься меня убить, да? — спросил Стив, когда они подошли к дому. — Ты привез меня сюда, чтобы… убить?
— Ты даже не знаешь, кто ты такой, — ответил Стоуни. — Тебе многое известно, но об этом ты понятия не имеешь.
— Я знаю, что они поклонялись мне.
— Слабаки. Идиоты. Придурки, — закивал Стоуни. — А те, кто не входит в их число, как Алан Фэйрклоф, использовали тебя. Он тоже был по-своему слаб.
— Я Пророк, — заявил мальчик.
— И о чем ты пророчествуешь?
— О… о…
— Они вбили тебе в голову столько ерунды. А правда состоит в том, что ты мой сын, но только ты не должен был родиться.
— Мне говорили, что мой отец злой.
— Неужели? Что значит злой? Причиняет боль? Убивает?
— Если убийство праведное… — начал мальчик, Стоуни протянул свободную руку и схватил его за плечо.
— Что ты подразумеваешь под праведным убийством?
— Когда смерть насылается живым богом или обрушивается в виде молнии на грешников! — выкрикнул мальчик явно заученные слова.
— Тогда убей меня. — Стоуни покачал головой. Он посмеивался, в основном над собой, вспоминая драму детства: любой ребенок считает себя центром собственной вселенной. — Малыш, тебе нужно многое узнать о том, как люди могут тебя использовать. Люди заявляют, что они веруют в Иисуса и в Бога, а потом делают кошмарные вещи, потому что в глубине души каждый считает, Стив, что именно он должен быть Королем Горы. А чтобы стать Королем Горы, нужно надрать задницы всем остальным.
Стив казался задетым. Лицо его искривилось, будто он собирался заплакать. Они его испортили, эти сектанты. Они мяли и тискали его растущее «я», пока оно не сделалось чахлым и уродливым. «Будь ты проклят, Алан Фэйрклоф, за то, что сделал это».
— Они меня не использовали. Они меня любили.
— А ты любил их, — кивнул Стоуни, — Я видел в той лачуге, откуда увез тебя, пожилую женщину. Как ты ее называл — «бабуля»? Она утешала тебя, когда тебе было грустно? Но когда я пришел, ты ведь уже убил ее. Ладно, конечно, это был Свет Азраила Подобными библейскими названиями прикрывается множество грехов, правда? Она просто истекла кровью. Мне не пришлось сражаться с ней. Она уже была мертва.
— Иногда… — произнес мальчик. — Иногда оно вырывается.
— Да, случаются утечки, я знаю. Я учился так же, как и ты. Иногда ты делаешь что-нибудь, как думаешь, хорошее, а сила утекает. Ты воображаешь, что исцеляешь кого-нибудь, или призываешь дождь на иссохшую землю, или…
— Спасаешь щенка. Вот, что я сделал. Я увидел, как человек насмерть забил щенка, и тогда…
— Конечно, я знаю, — прервал его Стоуни. — Был там Ты думал: «Если я заставлю его остановиться, если верну обратно щенка, целого и невредимого, тогда, может быть, на этот раз оно не ускользнет. Если я просто сделаю так, чтобы эта маленькая девочка с искалеченными ногами выздоровела, оно не утечет. Если я избавлю от боли этого старика, может быть…» — Стоуни оборвал фразу. — Я всю свою жизнь старался жить подальше от остальных людей. Только так я не позволяю ему утекать.
— Ты сказал… ты сказал, что живешь в каком-то городе.
— Да, но только когда ты такой, как мы с тобой, нельзя сказать, что ты живешь где-либо. Мой почтовый адрес Уинслоу, штат Аризона. Но я жил там в пустыне, гораздо дальше обозначенного места. Далеко. Хотя и не слишком.
— И как ты не позволяешь силе утекать?
Стоуни опустился на корточки перед мальчиком.
Взял его за плечи. Слезы катились у него из глаз, хотя он не мог понять почему. Он часто моргал, пытаясь загнать их обратно.
— Сынок, у тебя не получится.
4
Таблички перед входом больше не было, а сам дом походил на Парфенон, переживший века и толпы туристов: колонны уцелели, крыша была восстановлена, стены до сих пор стояли, но выглядел он так, словно из него высосали все соки.
Они молча прошли в зияющую дыру парадной двери.
Пурпурная темнота заполняла дом. Некоторые окна были забиты фанерой, в других до сих пор торчали клыки разбитых стекол. Крысиный и птичий помет повсюду, и мусор тоже: заплесневелые остатки пищи, обрывки и комки бумаги, кое-где по стенам были размазаны человеческие экскременты, словно кто-то пытался создать таким образом некое невнятное граффити. Разодранные занавески трепетали в утреннем ветру, словно крылья молей. Вонь стояла жуткая, она ходила волнами вместе с воздухом.
Стив поглядел на отца и взял его за руку, ища поддержки.
— Он дышит.
Стоуни посмотрел на него.
— Этот дом. Он дышит.
Стоуни ощутил, как при звуке голоса мальчика по спине побежали мурашки, руки покрылись гусиной кожей. Он посмотрел на потолок, который шел легкими волнами.
— Это она, — сказал он. — Кажется, что-то от нее еще здесь.
— Кто она такая? — спросил Стив.
— Она то, что мы пришли уничтожить, — ответил Стоуни. Он потряс зажатым в левой руке газетным свертком. — Это нечистый дом. Здесь бывали твой Великий Отец и остальные. Я тоже был здесь однажды. Смотри…
Он указал на угол той комнаты, где некогда была гостиная. Угол сочился какой-то клейкой жидкостью, стекающей каплями медленного дождя.
Стоуни ощутил, что коридор чуть вздрогнул.
— Бьюсь об заклад, кто-то из наследников Краунов до сих пор ошивается здесь, исследует это место, высматривает знамения. Здесь есть часовня. Туда-то нам и надо попасть.
Стоуни тяжело вздохнул Господи, вот он, тот миг, которого он со страхом ждал всю дорогу, возвращаясь сюда.
5
«Пора! — подумал он. — Сделай все сейчас!»
Войдя вслед за сыном в темноту часовни Краунов, Стоуни оставил газету на одной из скамеек. Затем сунул руку в карман кожаной куртки и достал наручники. Когда они звякнули, Стив обернулся. Его лицо даже в темноте часовни было видно отчетливо: оно выражало не страх, не потрясение, а смирение. Мальчик протянул руки.
