Воины Бражовца при всей своей отчаянности, не смогут удержать кольцо сомкнутым – они уступали «Карающим» в тяжести вооружения, да и их горские, с легкостью проходящие по самому края обрыва, невысокие лошадки, по сравнению с рослыми конями амэнцев казались жеребятами…
Впрочем, и затягивать начавшуюся свалку Остен не собирался – его главной и единственной целью был дерзкий мальчишка. Захватив его, Олдер не только получал шанс избавить своих воинов от преследующих их невзгод, но и лишал лаконцев стержня, на котором и держалось их непокорство.
– Живым взять сопляка! – приказ Остена прозвучал ровно за мгновение до того, как «Карающие» вломились в ряды «Соколов».
Лаконцы ответили на эту атаку яростным сопротивлением и даже более того. Несмотря на завязавшуюся рубку, «Соколы» изо всех сил рвались вперед, имея перед собою лишь одну цель и один приказ – любой ценою добраться до возглавляющего «Карающих» Олдера.
Теперь даже речи не шло о спасительном для лаконцев отступлении – стоило одному из ратников Бражовца погибнуть, как его место тут же занимал другой, продолжающий дело погибшего с таким же свирепым отчаянием…
Бражовец, отдавая своим людям почти невыполнимый приказ, тоже не остался в стороне от схватки. Его серая лошадь плясала в самом центре кровавой круговерти, а сам мальчишка рубил мечом направо и налево как раз напротив того места, на котором сражался Олдер…
Тысячник как раз отбил удар очередного, прорвавшегося к нему «Сокола», когда на лицо ему брызнула горячая кровь, и Остен, обернувшись, увидел, как тяжело валится с коня прикрывающий ему бок Антар. Нагрудник и наплечник Чующего были разрублены. Из раны на шее толчками выплескивалась невозможно алая кровь…
«Его плата!» – пронеслось в мозгу Олдера, а в следующий миг он подхватил почти сползшего с седла Антара. «Карающие» мгновенно прикрыли главу стальной стеною, а Остен, сорвав со своей руки перчатку с металлическими нашивками, зажал пальцами рану Антара. Плевать, какую плату решила взять судьба за проведенный обряд. Служащего ему верой и правдой Чующего он костлявой так просто не отдаст!
– Не надо, глава… – прошептал Антар стремительно сереющими губами, но Остен лишь отрицательно качнул головой. Сила уже прилила к самым кончикам пальцев, живой огонь проник в рану – прижигая разрубленную жилу, заставляя свернуться рвущуюся из тела кровь… Боль от колдовства была страшной – Чующий, глухо застонав, выгнулся назад, его пальцы бессильно заскользили по закованной в броню руке Олдера, но колдун не придал этой мольбе никакого значения, продолжая вливать в широкий порез невидимое и яростное пламя.
Лишь почувствовав, как под его ладонью образовывается тонкая корочка спекшейся крови, тысячник убрал руку от шеи раненного, и, передав впавшего в спасительное забытье Антара одному из воинов, вновь устремился вперед. При всем желании он не мог излечить Чующего, но теперь у эмпата появлялся хотя бы небольшой шанс выжить… А с лаконцем он справится и без помощи колдовства. Должен справиться!..
Пока Олдер, вопреки всем правилам, удерживал готовую порваться нить жизни, Веилен Бражовец тоже не тратил времени зря. Тысячник оказался в первых рядах как раз в тот момент, когда дерзкий лаконец, увернувшись ужом от долженствующего оглушить его меча, послал коня вперед. В руке мальчишки коротко блеснула сталь, а еще через миг один из разделивших с Остеном обрядовую братину сотников рухнул в снег с разрубленным лицом.
– Тварь! – обернувшись на возглас, тысячник увидел, как сам не свой от взыгравшего в крови бешенства Ремс судорожно срывает притороченный к седлу арбалет и натягивает тетиву, целясь в Бражовца.
– Не сметь! – крик Олдера, казалось, перекрыл на мгновение шум битвы, но было уже поздно. Несколько месяцев вызревавшая ярость в этот раз оказалась сильнее приказа – сработал спусковой рычаг, и стрела с тяжелым, граненым наконечником, пробив тонкую кольчугу, вонзилась в грудь лаконского мальчишки едва ли не на половину.
Коротко вскрикнув, Бражовец повалился вперед, уткнувшись лицом в конскую гриву, а откуда-то из поднебесья, вторя ему, донесся разгневанный птичий клекот.
– Что за… – договорить Олдер не успел. На голову еще не успевшего опустить арбалет Ремса камнем упал ястреб. Изогнутые когти вонзились в лицо сотника, и «Карающий», выронив оружие, взвыл, пытаясь оторвать от себя явно нацелившуюся выклевать ему глаза птицу…
Не веря в происходящее перед ним безумие, Остен тряхнул головой. Это простое движение, конечно, не прогнало творящийся вокруг морок, но гибель лаконского эмпата уже заметили другие «Карающие», и по долине разнесся повторенный сотнями глоток клич:
– Смерть Бражовцу! Смерть!
Воодушевленные тем, что столько месяцев изводивший их, казавшийся неуловимым враг, наконец-то мертв, амэнцы немедля усилили напор, и «Соколы» дрогнули. Со смертью своего главы и талисмана они утратили не только цель, но и самый смысл боя, так что теперь «Карающие» легко ломали их ряды, разметая лаконцев по всей долине.
Часть «Соколов» просто бежала, куда глаза глядят, другие, надеясь укрыться среди деревьев, устремилась в лесок, а еще несколько десятков пытались отступить к видневшейся невдалеке деревушке, но от опьяненных долгожданной победой и кровью «Карающих» уже невозможно было спастись…
Остановив хрипящего коня, Олдер огляделся, обозревая долину. Разгром лаконцев был полным, и хотя отступившие в лесок «Соколы» еще пытались оказать «Карающим» хоть какое-то сопротивление, их отпор не должен был продлиться слишком долго…
Сняв шлем, тысячник глубоко вдохнул морозный воздух, и тут же замер, не веря собственным глазам. Серая лошадь Бражовца стояла, понурив голову, совсем рядом – чуть в стороне от места схватки, возле высокого сугроба, в котором виднелось что-то темное… Скорей всего, умное животное попыталось вынести седока из боя, а, лишившись хозяина, не устремилось за другими конями, а осталось подле раненного.
Не долго думая, Олдер спешился и, ведя своего жеребца под уздцы, направился к сугробу. Лошадь Бражовца, почуяв приближающегося человека, подняла голову и тихо заржала, словно моля о помощи, но тысячник, взглянув в карие, печальные глаза животного лишь вздохнул:
– Я не умею воскрешать мертвых…
Кобыла, словно бы поняв смысл произнесенных Олдером слов, сердито топнула ногой, но когда тысячник, привязав своего коня к кусту шиповника, склонился над лежащим в снегу Бражовцем, не стала мешать амэнцу, а немного отошла в сторону.
Лаконец упал в сугроб ничком, и казалось, уже не дышал, но когда Остен перевернул до странности легкое, худое тело, то увидел, что эмпат все же обломил древко ранившей его стрелы, а снег под грудью мальчишки стал ярко-алым от крови.
Когда же тысячник осторожно смахнул с лица Бражовца налипший снег, ресницы эмпата мелко задрожали, и он судорожно попытался втянуть в себя колючий зимний воздух. Неровный вздох тут же отозвался омерзительным бульканьем где-то за грудиной, а на губах лаконца выступила розоватая пена – верный признак пробитого легкого.
