Глава 27
Теперь побледнела Сабрина.
– Я… вы ошибаетесь. Я действительно говорила с графом в его комнате вчера ночью, но ушла…
– В пять часов утра. В разорванном платье. Со спутанными волосами. Мне все очень подробно описали. Я стара, дорогая, но не настолько, чтобы не помнить, как выглядит женщина, которая только что занималась любовью.
Рина склонила голову, заливаясь ярким румянцем.
– Полагаю, отрицать бесполезно.
– Разумное замечание, – одобрила леди Пенелопа. Перспектива намечающегося скандала вернула краску на щеки старой леди. Она похлопала ладонью по постели рядом с собой, приглашая Сабрину сесть. – Я снова спрашиваю тебя: что ты намерена делать?
«Я намерена стащить ваше ожерелье и разбить сердце всем вам», – мрачно подумала Рина.
– Возможно, вам следует спросить Эдуарда, когда он вернется.
Графиня фыркнула.
– Парень ходит злой, словно ужаленный пчелами медведь. Любой дурак, у которого есть глаза, мог заметить, что он с ума по тебе сходит. То, что он затащил тебя в постель, служит доказательством: Эдуард не сделал бы ничего подобного, если бы не собирался жениться. Но если я никогда не сомневалась в сердце внука, то не уверена в твоем.
Леди Пенелопа подалась вперед, ее гордое лицо выдавало несвойственное ей смятение.
– Отец Эдуарда, мой сын, стал самым большим разочарованием в моей жизни. Он ничего не любил, кроме денег и власти. Но у Эдуарда душа деда. Каждый раз, когда смотрю на него, я вижу моего дорогого Генри. – Она замолчала и смахнула слезу. – У Эдуарда смелое и щедрое сердце, но Изабелла чуть не погубила его. Еще одна неудачная любовь может привести его к гибели. Поэтому мне нужно знать: ты любишь моего внука или нет?
Сабрина перевела взгляд в окно. Несколько секунд она наблюдала, как чайки кружатся и пикируют над морским простором, и слушала их пронзительные тревожные крики.
– Я люблю его, – ответила она. Потом из горла ее вырвалось рыдание, и она бросилась в объятия графини, – Ох, бабушка, я ужасно люблю его!
Она плакала на плече леди Пенелопы, выливая свои страдания в бурных рыданиях. Старая женщина гладила ее по волосам, качала девушку в своих объятиях, так не делал никто с тех пор, как умерла мать Рины.
– Честное слово, что за дети, всегда у них то одна беда, то другая. Не сомневаюсь, вам с Эдуардом еще предстоит не один шторм в вашем плавании по житейским морям, но если вы любите друг друга, то все в конце концов будет хорошо. Ну, вытри глаза. Я хочу тебе кое-что дать.
Рина нежно любила старую женщину, и ее вера в то, что они с Эдуардом будут счастливы, пронзила ее сердце, словно кинжал. Вытирая слезы, она соскользнула с шелкового покрывала.
– Я ценю ваш совет, бабушка. Но уверяю вас, мне ничего не нужно от…
Слова замерли у нее на губах, когда леди Пенелопа вложила ей в руку… «Ожерелье голландца».
Рина смотрела на бриллианты, переливающиеся в ее пальцах. Откуда-то словно издалека она услышала голос графини:
– …подарено мне моим мужем в брачную ночь. Я всегда собиралась передать его Изабелле, но что-то меня удерживало. Думаю, то, что как бы я ни любила эту девочку, она не подходила моему внуку. Она не любила Рейвенсхолд так, как любил его Эдуард, как должны любить Тревелины. А ты всегда любила эту землю, я увидела это в твоих глазах в тот день, когда ты приехала сюда. Ты сможешь разделить с Эдуардом эту любовь, которую не разделяла его жена.
Она протянула руку и погладила Рину по щеке.
– Раньше я тревожилась, думая, что будет с моим дорогим мальчиком и всей семьей после моей смерти. Теперь не боюсь. Ты вернула любовь и смех в наш дом. Возьми ожерелье, дорогая моя. Носи его смело. Это твое право, ведь ты – одна из нас. Во всем главном ты – настоящая Тревелин.
Из-за ожерелья она приехала сюда, ради этого сокровища все это время рисковала головой. Теперь не нужно обманным путем красться в комнаты графини. Не нужно взламывать сейф. Осталось спокойно положить драгоценность в карман и ждать встречи с Квином, которая состоится сегодня вечером. Она почти слышала, как Дэниел Мерфи шепчет ей на ухо: «Твой корабль вернулся в гавань, детка. Я же тебе говорил, что он вернется».
Да, осталось солгать старой женщине в последний раз. Что такое еще одна ложь после всего, что она нагромоздила? В любом случае семья узнает правду о ней через несколько дней. Леди Удача вложила в ее руки огромное состояние, и она была бы последней дурой, если бы отказалась от него.
Сабрина подняла глаза, готовясь заверить вдову, что ожерелье и сердце ее внука – в надежных руках, и она о них позаботится. И встретила взгляд леди Пенелопы, глаза которой сияли ярче любых бриллиантов. Глаза Эдуарда. «Во всем главном ты настоящая Тревелин»…
Пусть она будет последней дурой, которую видел свет, подумала Сабрина и – вернула ожерелье графине.
– Сделай глубокий вдох, Квин, – сказала Рина, колотя его по спине. – Да, вот так. Через минуту ты придешь в себя.
– Черта с два! Ты его отдала? Ты держала ожерелье в руках, оно было в полном твоем распоряжении, и ты отдала его об…
Он схватился за грудь, которую сотрясал чудовищный приступ кашля. Рина заставила его сесть на каменную ограду, которая тянулась вдоль заброшенной боковой дороги, ее Квин выбрал для их вечерней встречи.
– Ну-ка расслабься. Иначе ты еще хуже будешь себя чувствовать.
– Здорово сказано. Ты выбрасываешь на ветер единственный шанс разбогатеть, который у нас был, а теперь заботишься о моем здоровье. – Он свирепо взглянул на нее и с такой силой пригладил жидкую поросль медного цвета на своем черепе, что Рина испугалась, как бы он не лишился последних волос.
– Господи, детка, что на тебя нашло, почему ты сделала такую глупость?
Неподалеку паслась пара лошадей, которую Квин приготовил для их бегства, бегства, от которого она отказалась.
– Я не могла взять ожерелье, Квин, и я решила остаться.
– Ты – что?.. – Он вскочил, и слова градом посыпались из него: – Ты не можешь… это полное безумие… Ты не знаешь, что ты… Ты сошла с ума!
– Нет. Но я не могу причинить зла никому из этой семьи, особенно Эдуарду. Он… просил меня стать его женой.
– Ох, детка. Ты же не думаешь, что он на тебе женится… после того как узнает правду.
– Я бы и сама не согласилась, даже если бы он захотел. Но я должна рассказать ему правду о том, кто я, должна. Иначе я не могу… – Она судорожно вздохнула, едва сдерживая слезы. – Прости меня, Квин. Ты для меня так много сделал, и я знаю, ты хотел, чтобы все это закончилось иначе.
– Да, хотел. Все ведь задумывалось иначе. – Он встал, наклонился и, сердито морщась, подобрал свою шляпу. – Я не стану говорить тебе, что ты потрясающая дура, и сама это знаешь. Но будь я проклят, если тоже заделаюсь дураком. – Он бросил взгляд на пустынную дорогу и кивнул на коней. – Можешь ехать со мной, а можешь оставаться. Выбор за тобой. Но если ты выбираешь Черного Графа, то между нами все кончено. У меня, кроме моей шкуры, ничего нет, и я не намерен рисковать ею по причине чистого безумия, даже ради дочери Дэниела Мерфи. Так что тебе решать, детка.
