С копьями наперевес рыцари вломились в первые ряды всадников Бэнр, давя их высокими конями.
Но они столкнулись с элитным подразделением войск темных эльфов, в состав которого входили лучшие маги и воины, не ведавшие страха. К тому же дроу превосходили всадников числом в соотношении три к одному. Но будь даже силы равны, рыцари все равно были бы обречены.
Бергиньон знаками передал приказ по рядам. Несмотря на неожиданный огонь с неба и внезапное появление нового подразделения всадников, о котором дроу не подозревали, они не растерялись.
Дроу быстро развернулись, и рыцарям пришлось отступить и перестроиться. Темные эльфы не перебили их сразу же только из-за тумана и незнакомого ландшафта. Рыцари могли какое-то время оказывать сопротивление лишь потому, что превосходящие силы противника не видели их всех.
В тылу своего войска Бергиньон заметил одинокую фигуру рыцаря, отбившегося от своих, растерявшегося и направившего коня к северу, тем самым уходя еще дальше от товарищей.
Бэнр подал сигнал своей личной гвардии следовать за ним, но не мешать, и бросился в погоню, пустив громадного ящера наперерез. Он различал в тумане смутную фигуру — высокий всадник на статном жеребце показался Бергиньону каким-то необыкновенным существом.
Однако это не остановило оружейника Первого Дома. Он обогнул каменный столб, выскочил сбоку от всадника и окликнул его.
Конь споткнулся и остановился, и рыцарь развернул его навстречу Бергиньону. Он сказал что-то, чего дроу, конечно же, не понял, — видимо, бросил вызов, потому что сразу приготовил копье и пришпорил лошадь.
Бергиньон тоже взял копье наперевес и пустил ящера вперед, ударив его пятками по бокам. Конечно, ящер не мог сравниться в скорости с конем, зато был проворнее. Когда они почти съехались, Бергиньон резко взял в сторону и пустил ящера вверх по скалистому выступу.
Пораженный, рыцарь не успел нанести удар копьем, зато Бергиньону удалось, когда лошадь и всадник пронеслись мимо, ранить животное в бок. Удар был не силен, просто царапина. Но копье оружейника не было обычным оружием. Десятиметровое древко с наконечником, принадлежавшее Бергиньону, считалось одним из самых страшных военных орудий дроу. Едва острие копья соприкоснулось с кожей коня, пронзив надетые на него металлические доспехи с такой легкостью, словно это была бумага, по всей длине древка зазмеились черные бесплотные щупальца.
Лошадь жалобно заржала, стала брыкаться и биться и остановилась. Всаднику чудом удалось удержаться в седле.
— Давай же! — кричал он дрожавшему животному, не понимая, что происходит. — Давай!
Но тут рыцарю вдруг показалось, что конь под ним стал менее плотным, ему почудилось, что он касается голенями его ребер.
Конь снова закинул назад голову и заржал, но это был какой-то странный звук, не крик живого существа. Заглянув в глаза зверю, всадник весь побелел, потому что увидел злобные горящие красные огни.
Смертоносное копье высосало из животного жизненную силу, и гордый красавец жеребец превратился благодаря страшному заклятию в костлявый скелет, злобную нежить. Быстро сообразив, что делать, рыцарь бросил копье, выхватил длинный меч и одним ударом снес твари голову. Конь упал под ним, он откатился в сторону, вскочил и начал растерянно оглядываться.
Он видел, что его окружают едва различимые темные силуэты; слышал шипение ящеров и характерные шлепки, когда они отрывали липкие лапы от камней.
Бергиньон Бэнр, не торопясь, приближался к рыцарю. Он тоже отложил копье. Легким поворотом запястья освободившись от ремней, удерживавших его в седле, он соскользнул с ящера, намереваясь в поединке проверить, на что способны жители поверхности, и показать своим солдатам, что может их командир.
Он выхватил два первоклассных, необыкновенно острых волшебных меча.
Рыцарь, хоть и был на целый фут выше своего противника, знал о дурной славе темных эльфов и дрогнул. Однако он усилием воли подавил страх и встретил врага лицом к лицу.
Рыцарь был хорошим воином, всю свою сознательную жизнь он провел в усиленных занятиях военным искусством, но, даже если бы он тренировался до самой смерти, все равно вышло бы, что Бергиньон провел с мечом в руках на несколько десятилетий больше.
Рыцарь был хорошим воином. Он продержался почти пять минут.
* * *
Прохладный влажный воздух освежил Аластриэль и вернул ее в сознание. Она приподнялась, чтобы выправить колесницу, и сразу почувствовала острую боль в боку.
Она пострадала и от оружия, и от магии, ее разорванная обгорелая одежда вся пропиталась кровью.
Что сказал бы весь мир, если бы она, госпожа Серебристой Луны, умерла здесь? По мнению высокомерных владык других городов, эта война была незначительной, столкновением, которое не должно было иметь особого влияния на судьбы мира, столкновением, в котором правительнице Серебристой Луны не подобало участвовать.
Аластриэль откинула назад длинные серебристые волосы, тоже запачканные кровью. Вспоминая, какие споры ей пришлось выдержать из-за Бренора, она почувствовала нарастающий гнев. Ни один Советник в Серебристой Луне, кроме Фреда, не хотел ответить на его призыв, и Аластриэль пришлось выдержать долгие словесные баталии, чтобы убедить Совет отправить хотя бы двести рыцарей на помощь Мифрил Халлу.
Что же произошло с ее городом, спрашивала она себя, поднявшись над Фортпиком. Серебристая Луна считалась образцом щедрости, защитником униженных, вместилищем добра и терпимости. И ее рыцари с радостью отправились сражаться, но разве дело было в них?
Израненная Аластриэль поняла, что всему виной правители и чиновники, добившиеся прочного положения и безбедной жизни и привыкшие к безопасности. Здесь, в холодном ночном небе над страшной битвой, изнемогая от боли и с трудом управляя волшебной колесницей, Аластриэль увидела это с необыкновенной ясностью.
Она знала широту души Бренора, пламенное сердце Дзирта, стойкость закаленных людей Сэттлстоуна. Они были достойны того, чтобы кто-то вступился за них и помог отстоять свой дом. Этих людей стоило защищать, пусть бы даже все население Серебристой Луны полегло в этой войне, потому что перед судом веков именно высшее проявление великодушия стало бы мерилом ценности народа, именно такое бескорыстие оставило бы след в истории.
Но как же могло такое произойти с ее городом, раздумывала Аластриэль, поняв, какая язва разъедает ряды ее приближенных. Она решила, что, вернувшись в Серебристую Луну, обязательно излечит заразу.
Но сейчас ей нужен был отдых. Она выполнила свое дело. Быть может, даже поплатившись за это собственной жизнью, подумала она, поскольку невыносимая боль пронзила ее бок.
Другие правители будут оплакивать ее смерть, но назовут ее тщетной, считая войну, в которую вступил Мифрил Халл, слишком мелкой.
Но Аластриэль знала, что другой суд рассудит иначе.
Ей удалось приземлиться на широкий уступ, она выбралась из колесницы, и та сразу исчезла, поскольку закончилось действие огненного заклятия.
