— Марк, вслед за дочерью Оберманна всё чаще стали рождаться дети с непроницаемыми зонами кортекса, — задумчиво произносит Валевский, мучимый сомнениями: откуда ему известно то, что не может быть известно наверняка?
Я догадываюсь о его сомнениях по движению губ, в растерянности выдохнувших одно слово: «Оракул»
Ага, значит, ты ходил к Оракулу? Ну-ну! Однако, крепко тебя прижало, друг, что побежал за советом Мудрых. Каюсь, слишком часто оставлял тебя без своего участия.
Я говорю:
— То-то и оно, Арти. Я ведь тоже из «непохожих». И моя жизнь должна была быть очень короткой: из утробы матери да в конвектор. Часто я думаю: не потому ли она, эта жизнь, так опупенно, сказочно, божественно привлекательна?!
А вот ты, — я приступаюсь к другу, — ты кем себя чувствуешь после кражи документов?
Валевский согласно кивает. Что он может ответить? Что могут добавить слова, если ясно и понятно, и не требует доказательств: нормальному аналитику и в голову не пришло бы сомневаться в деятельности Главного Управления, а тем более, стать на пути системы…
И снова Арт обдумывает то, что у меня дар озвучивать мысли, которые этот молчун просто не находит нужным произнести. Что бы ты делал без меня? Мой язык, горло и связки делают твою работу, приятель!
Несколько секунд мы просто смотрим друг другу в глаза.
Это необходимо. И чем дольше мы знакомы, тем более необходимо: после таких гляделок приходит полное взаимопонимание. Многое из того, что нужно обозначить словом, становится лишним, и рваного обрывочного разговора вполне хвата…
— Только война способна вывести подводное человечество из состояния счастливого сна, в котором мы всё больше замыкались на самих себе. Профессор Мо чувствовала, что в действиях генерала Ли Оберманна есть особая правда. Любой Золотой век когда-нибудь заканчивается, Арт…
— Мы застали конец Золотого века. Пожалуй.
— То, чем блефовал генерал, — универсальное оружие, — существует, но изобретено учёными Надмирья. И оно будет пущено в дело рано или поздно.
— Против Колоний, — кивает аналитик.
— Против Колоний, — эхом отвечаю я. — Внешние надолго замуровали бы нас, и время Первого Вдоха настало бы лет через триста.
— На Суше способны даже на самоуничтожение, я в этом убедился. Энергетический голод скоро даст о себе знать, и тогда у внешних найдётся повод для любых безумств.
Не знаю, почему мне так важно оправдаться за то, что я сделал:
— Арти, мы не могли контролировать всё, что происходит на поверхности. А контроль за оружием такой мощности необходим. Оставался один выход: самим вскрыть нарыв. А для этого выйти, и взять в руки скальпель, и перепачкаться в чужой и своей крови.
Валевский потрясён. Его давит не сама постановка дела, а нравственная сторона вопроса, его пунктик.
Болван, я совсем забыл — у парня сильная контузия, зачем было так прямо? Да его может убить моя правда…
— И тогда Подводные Колонии развязали войну между Сушей и Морем? Начали с грандиозной провокации: отдали на заклание двести человек, из них девятнадцать детей, и базу КС… — Арт уверенно, словно ставит точку, припечатывает:
— Признайся, это сделал ты.
— Да. Это сделал я, — отвечает за меня полковник Эйджи. Полковнику Эйджи во что бы то ни стало нужно успеть исповедоваться, а времени в обрез.
Арт несколько мгновений стоит неподвижно. Ранения напомнили о себе: я вижу, как бьётся синяя жилка под неестественно белой полосой шрама на его виске.
— Я с тобой, Марк, дружище! — выдыхает он.
Мне становится легче.
«Как камень с души», — говорили предки.
Я хлопаю Арта по спине, он колотит кулаком в мои рёбра. Мы не успеваем сказать друг другу всё, что нужно сказать. Остаётся лишь попрощаться.
Главное Управление оживает; открываются входы. Вот и те, кто пришёл за нами…
* * *
Валевский видел охрану, профессионально оттеснявшую его от инсуба.
«Ребята побывали на поверхности», — отметил Арт.
Он без колебаний шагнул вперёд, чтобы заявить о разглашении секретных материалов, ушедших с его планшета по служебному каналу инсуба, и увидел поверх плеча ближайшего охранника: рука Эйджи вскинулась в натренированном молниеносном движении, дуло нацеленного на аналитика о-пласта осветилось пепельно-розовым.
Марк снова опередил.
* * *
Через несколько часов прима-газета Союза разместила первые страницы материалов из архива ГУ, потеснив остальные рубрики. И была закрыта правительством, не определившимся, как относиться к тому, что огласке преданы секретные документы Главного Управления. Другой электронный вестник продолжил печатать сенсационные статьи. И эту лазейку быстро перекрыли. Тут же «Америка. Свобода» и еженедельник «Сибирь легендарная» подхватили эстафету. За ними — «Новая Канада», «Наука и современность» — правда изливалась лавиной. Каждое агентство старалось урвать хоть толику информации, вырвавшейся на свободу. Население Подводных Колоний бушевало и требовало немедленной отставки правительства, подмятого военщиной. Открылось, что сверхоружие генерала Оберманна так и не было создано, — лаборатория «Нуво» отчиталась за проведение исследовательских работ в другом направлении. Ли Оберманн оказался инициатором и исполнителем расправы над агентом Гипносом и невинными жертвами начала войны. Предвидя, что будет осуждён сразу по нескольким статьям, бывший капитан бота «Тритон», главнокомандующий Армии Моря самоустранился, пустив разряд из о-пласта себе в висок.
Главы федераций Надмирья поспешили использовать благоприятный момент и сообща нанести сокрушительные удары по объектам Моря. Сбылось пророчество Оберманна: люди Суши на редкость единодушны в одном: в стремлении уничтожить цивилизацию подводников.
Подводные Колонии достойно предупредили нападение. А после… После мир, затаив дыхание, наблюдал, как соперник ставит мат в три хода и опрокидывает шахматную доску, наскучив игрой со слабым противником. Море объявило о введении моратория на любые военные действия в любой точке земного шара и, верное заветам своего почившего главнокомандующего, которого теперь называли не иначе, как предтечей новой политики, обозначило вполне определённо что, как обычно, ВТОРОГО ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ НЕ БУДЕТ.
Впервые Подводные Колонии открыто заявили о том, что в состоянии контролировать всю планету.
Кроме того, в ультимативной форме потребовали выдать секретные лаборатории, создавшие оружие XXIII века, от которого нет спасения. Мир замер в тревоге. Но боялись теперь не Моря, а того, что у кого-то в Надмирье не выдержат нервы, и страшное оружие всё-таки будет пущено в ход.
Пресса и телевидение Суши ухватились за цитату времён Первого Погружения:
