Становление американо-российского партнерства в сфере энергетики
Россия приветствовала возможность развития отношений с США. Начиная с интервью, которое Президент Путин дал газете The Wall Street Journal в феврале 2002 года, он позиционировал Россию как надежную альтернативу традиционным источникам энергоносителей на Среднем Востоке. На долю России приходился всего 1 % американского импорта, и Путин прогнозировал значительный рост добычи энергоносителей в России, а также существенное увеличение поставок российских энергоносителей в США. К этому времени Кремль уже отказался подчиниться предъявленному ОПЕК требованию ограничить рост российского экспорта в США (Россия — не член ОПЕК). Снижение цен на российскую нефть (в то время цена российской нефти составляла примерно 18–22$ за баррель, тогда как официальная цель ОПЕК стремилась установить цену на нефть в пределе 22–28$ за баррель8) помогло поддержанию низких цен на нефть. Прежнее противодействие Москвы трубопроводу Баку — Тбилиси — Джейхан ослабло, поскольку российские энергетические компании начали рассматривать возможности инвестирования в этот проект9.
Правительство США, в свою очередь, проявило аналогичный интерес к развитию масштабного партнерства с Россией в сфере энергетики, что должно было укрепить американо-российские связи. В ответ на занятую Россией независимую от ОПЕК позицию по вопросу добычи энергоносителей министр торговли США Дональд Л. Эванс заметил, что российские ресурсы «могут повысить энергетическую безопасность и энергетическую стабильность в мире»10. Министр энергетики Спенсер Эбрахам также высказывался в поддержку восстановления отношений с Россией и рассматривал эти отношения с точки зрения усиления диверсификации поставок и преодоления зависимости от поставок нефти со Среднего Востока: «Усиление энергетической безопасности посредством большей диверсификации поставок нефти на мировые рынки — вот главные положения провозглашенной президентом Бушем Национальной энергетической политики»11. По некоторым сведениям, визит Эбрахама в Москву в ноябре 2001 года положил конец американо-российскому соперничеству за каспийскую нефть. Вместо попыток изолировать Россию США пригласили российские компании принять участие в строительстве трубопровода Баку — Тбилиси — Джейхан. Примерно в то же время был создан Каспийский трубопроводный консорциум, в который вошли компании Chevron-Texaco, Arco, Mobil, Shell и правительства России и Казахстана. Цель консорциума — транспортировка нефти с казахстанского месторождения (шестого в мире по объему запасов) в российский порт Новороссийск на Черном море12.
В мае 2002 года президенты США и России подписали совместную декларацию о сотрудничестве в сфере энергетики с намерением, по словам президента Буша, построить «серьезное энергетическое партнерство, «которое объединит Россию и Америку»13. Главной задачей консорциума было улучшение транспортировки энергоносителей на мировые рынки. США обязались увеличить инвестиции в развитие российских портов и нефте— и газохранилищ, укрепление экспортного потенциала России и упростить экспортный поток. Представители американской администрации начали побуждать компании вроде Exxon к участию в разработке сибирских месторождений нефти, обещая получение миллиардных доходов в течение следующих трех десятилетий14. С российской стороны ЮКОС, в то время — вторая по размерам нефтяная компания страны, начала отгрузку нефти в США, и первая прямая поставка была осуществлена в Техас в июле 2002 года15. В октябре того же года Хьюстонский саммит по вопросам энергетики укрепил планы сотрудничества в сфере энергетики, и российские официальные лица обязались в течение пяти лет экспортировать в США по миллиону баррелей нефти в день. Совокупная дневная потребность США в нефти составляла примерно 20 млн баррелей16. Около ста лидеров промышленности из двух стран встретились для обсуждения различных мер, способствующих американо-российскому сотрудничеству17. Хотя поставки нефти из России и не могли полностью заменить поставки нефти со Среднего Востока18, некоторые эксперты предсказывали рост важности поставок российской нефти в США и дальнейшее развитие американо-российских отношений. Так, влиятельная консалтинговая фирма Petroleum Finance Company считала, что Москва на пути к превращению «в новый Хьюстон — мировую столицу энергетики»19.
Впрочем, в начале 2003 года американо-российские отношения в сфере энергетики приняли иной оборот. Поток американских инвестиций в энергетический сектор России прекратился, что некоторые наблюдатели объяснили отсутствием «хорошего правового и делового климата», особенно в сфере налогов, связанных с соглашением о разделе продукции20. Более серьезной причиной было то, что Вашингтон прекратил «поставки» политического капитала, достаточного для смягчения возможных деловых рисков, а несовершенства соглашений о разделе продукции были всего лишь одним из аспектов возникающего политического вакуума. Появились и другие ясные признаки того, что идее равноправного партнерства с Россией противятся могущественные группы американского истеблишмента. Эти группы отдавали предпочтение установлению энергетической гегемонии США в Евразии.
Программа лобби
Лобби не считало равноправное партнерство с Россией выгодным для американских интересов. Оно рассматривало растущую энергетическую мощь России как угрозу. Самое сильное противодействие такому сотрудничеству оказывали правые группы, в которые входили консерваторы старого типа, вроде Дика Чейни и Джеймса Вулси, неоконсерваторы, связанные с «Проектом нового американского столетия», и восточноевропейские националисты вроде Збигнева Бжезинского и Полы Добрянски. Эти группы расходятся во мнениях по ряду вопросов, но их сплачивает опыт «холодной войны», опыт борьбы с СССР и общая цель, заключающаяся в принуждении России к подчинению гегемонистской энергетической политике, которую США проводят в Евразии21. Некоторые наблюдатели, придерживающиеся левых взглядов, помогали правым в подрыве американо-российского партнерства, осуждая возрождение независимой энергетической политики России, считая ее проявлением «энергофашизма»22. Эта терминология вполне созвучна с риторикой, к которой прибегали правые группы.
Первая видная гегемонистская группа сложилась вокруг Збигнева Бжезинского, бывшего советника президента Джимми Картера по вопросам национальной безопасности. Давний член американского истеблишмента, Бжезинский известен своими геополитическими выкладками, проецирующими мощи Америки на весь мир23, а также своей близостью с различными энергетическими компаниями. Бжезинский — демократ, имеющий важный опыт участия в принятии политических решений. Он занимает уникальную позицию, позволяющую ему участвовать в определении стратегического направления внешней политики США и быть связным между «ястребами»-республиканцами и «ястребами»-демократами, а также между политическим миром и частным сектором. Во второй половине 90-х годов Бжезинский начал работать платным консультантом компании Amoco, крупнейшим американском инвесторе в Азербайджан. Прикаспийское государство стремилось привлечь крупные американские компании к эксплуатации своих нефтяных запасов, и Amoco помогла создать энергетический консорциум Azerbaijan International Operating Co. (AIOC), более 50 % капитала которого принадлежало американским компаниям24. Тесно сотрудничая с должностными лицами администрации Клинтона, особенно с советником по национальной безопасности Энтони Лейком, Бжезинский лоббировал маршруты трубопроводов, идущих в обход России. Некоторые обозреватели выступали против сотрудничества США с коррумпированными, автократическими режимами на Кавказе, но Бжезинский и другие рассматривали нестабильность в регионе как возможность, которую следует эксплуатировать, пока Россия слаба. Так, в 1999 году Бжезинский негативно оценивал перспективы возврата Россией контроля над Чечней. Он считал, что в этом случае Россия получит возможность эффективно препятствовать проектам западных трубопроводов, ведущих из каспийского региона25.
