— Даже подумываю продать клуб и переехать в Иерусалим.
— Здравая мысль...
— Наоборот. У меня ведь нет никакой специальности.
— Зато есть организаторские способности. Окончишь курсы. Сватовства, например. У тебя это хорошо получается.
— Что, свадьба не за горами?!
— Оставь, у меня трудный случай.
— А у кого он легкий? Ну, так что с Эфраимом?
— Сплошные панегирики его святой жене.
— Но ведь он мечтает о ребенке. Так забеременей и сознайся в слезах!
— — Ринат, мы же не в театре.
— Ну и что, нормальная женская хитрость, старая, как сама жизнь. Нужно бороться за мужчину, а не быть покорной овечкой. Вот жена его, между прочим, борется.
— Чем это, интересно?
— Хотя бы своей святостью.
— Унизительно цепляться за мужика с помощью ребенка.
— Конечно, легче смотреть на звезды и загадывать желания, чтобы кто-то наверху за тебя все сделал, а ты будешь выглядеть гордой и благородной.
— Ринат, не выкраивай на меня свое платье, лучше постарайся разглядеть мое.
— Твой король голый и жалкий.
— Да, ты права. Мой король плачет, глядя в черное небо...
— Когда ты виделась с Эфраимом?
— Три недели назад. Он сейчас в армии.
— Наивная дурочка! Разве можно позволять мужчине такие долгие расставания. Отношения-то абсолютно непонятные!
— Ринат, у меня впечатление, будто по ошибке попала в Бюро добрых советов. Может, хватит?
— Мужчину нужно держать на коротком поводке, в дистанции обозримого видения, иначе кто-нибудь другой перетянет. Поезжай к нему немедленно! Нагрянешь — нежная, неожиданная, как Красная Шапочка.
— Может, как папа Карло? Если честно, мне хочется закрыть эту историю.
— Может, ты его не любишь?
— Наверное, недостаточно, чтобы пытаться совершать действия, на которые не способна. Давай поговорим о чем-нибудь другом.
— О чем? Есть ли жизнь на Марсе?
— Нет... Например, о сокровенных желаниях.
— Чего ты хочешь?
— Не знаю точно... Водки выпить.
— Глупо чокаться о компьютер.
— Попробуем?
— У меня «Смирновская».
— И у меня. Хорошее совпадение!
Разливаем ледяную жидкость в хрустальные рюмки, лихо выпиваем залпом. Сибирская школа... Когда нам было шестнадцать и пятнадцать, родители боялись, что в молодежной компании парни напоят нас и мы наделаем глупостей. Отец научил меня и Ринат пить водку и не пьянеть. В двадцать семь пришлось переучиваться. Какой смысл употреблять алкоголь, если это не помогает расслабиться, отключиться от проблем хотя бы на короткое время...
Сестра исчезает в голубом пространстве компьютера, и я делаю то, что трезвая не позволила бы себе никогда.
— Але! Але!..
— Ришар?
— Синди, час ночи, что с тобой? Где ты?
— Дома. Ришар... я...
— Почему ты опять называешь меня Ришаром?
— Хочется. Я... люблю тебя.
— Я тоже, девочка моя.
— Нет... Я хотела сказать другое.
— Что?
— Ришар, я беременна. У нас будет ребенок.
— ... Нет. Ребенка не будет...
— Ты же говорил, что мечтаешь о сыне.
— Да, Синди, я мечтаю о сыне как о самом большом счастье в моей жизни, но не от тебя, а от Равиэлы. Вспомни наши первые встречи, каждый раз я пытался объяснить тебе это. Внушить, что никогда не смогу бросить жену. Никогда. А ты не давала мне говорить, требовала не рассказывать о ней, злилась, просила не думать о будущем, жить настоящим. Вспомни, сколько раз я пытался быть с тобой честным! Предупредить, уберечь от ошибок! Бог покарал меня! Нельзя! Нельзя изменять жене!..
Голос Эфраима дрожит. Мне кажется, он едва сдерживает слезы. Эх, Ринат! Отключаю телефон, раздеваюсь, ложусь спать...
Огромные звезды загромождают собой все видимое пространство — до верхушек песчаных барханов на горизонте. Словно бесконечная пустыня их полная собственность. Ночью это так и есть. Им мало территории на небе. Глупые, они стремятся к земле, думают, здесь лучше. Хорошо, что не могут долететь, спалили бы все к чертовой бабушке... Каждый должен быть на своем месте. Какое огромное пространство!.. Миллионы людей. Женщин... А человек зацикливается между двумя, и нет у него выхода. Синди, девочка моя, что она делает сейчас? Наверное, курит свои длинные бесконечные сигареты и рыдает. Сбежал от всех проблем!.. Наш брак с Равиэлой невозможно разрушить. Он освящен опаленной золой сгоревшего Храма.
Я сам принес к хупе угольки из пепелища двухтысячалетней давности... У меня есть сорок дней... Сорок дней — зародыш в чреве Синди еще не ребенок... Твердость ночной пустыни наполняет мою волю. Прислушиваюсь к себе и не чувствую колебаний. Я буду жить с Равиэлой всю жизнь. А Синди? Выйдет замуж и родит дитя в замужестве, как велено Богом...
Столб огня загорается на горизонте, приближается ко мне, и сквозь громовые раскаты слышу голос человека:
— Эфраим!
— Кто ты?
— Иегуда Бецалель.
— Кто ты, Иегуда Бецалель?
— Фальшивомонетчик. Я сделал монету, которую ты подарил возлюбленной.
— Она фальшива?
— Была две тысячи триста двадцать семь лет назад.
— Неужели этого времени достаточно, чтобы монета стала настоящей?
— Да. Ты искупил мою вину. Мою ложь. Это моя последняя монета. Ее нашли в земле, вставили в золотую оправу. Вложили труд. Ты заплатил за все.
— Значит, она больше не фальшива?
— Нет. То, что было фальшиво сотни веков назад, — сегодня настоящее.
— Я был уверен в обратном. Настоящее существовало лишь в Храме, а нынешнее — обманно, призрачно. Люди гоняются за земными наслаждениями, материальными богатствами, а главная ценность— душа народа покоится в черном пепелище Храма. Я, моя жена, тысячи верующих евреев, свято соблюдающих традиции, способны возродить Храм.
— Ты ошибаешься, Эфраим. Храм живет. Это не фальшивые угли, которые накрыли стеклом, чтобы рассказывать о них детям и туристам. Храм живет в душах живущих. В тебе, в Синди, в Равиэле... Храм Синди выше твоего.
— Почему?
— Она не боится Божьей кары. Ее душа сильна и свободна. Она не совершает подлых поступков, потому что уважает себя и других людей. Твоя порядочность основана на страхе. Страхе перед Богом.
— Разве бояться Господа плохо?
— Это просто трусость.
