Мы провели вместе, пока не возвратилась из Лондона ее подруга, две недели. Галатея не оставляла меня даже во сне. Даже там тоже меня настигал ее терпкий, чуть с горчинкой запах. Наполняясь им, я инстинктивно, тяжелеющими руками искал и прикасался к доверчиво щекочущим рыженьким волоскам на лобке.
Сила характера и целеустремленность чувствовались в Галатее не меньше, чем в Абби. Но в отличие от моей жены, Галатея не только умела – хотела любить. Постель была для нее даже не алтарем, на котором возносятся жертвы, а мучительно-сладостным аутодафе, где она сгорает сама. Ее максимализм не знал границ: все или ничего! Полная отдача или равнодушие. Горение или вечный холод.
Только, сгорая сама, она сжигала и другого тоже. А когда экстаз проходил и гипноз прекращал свое действие, на смену опьянению приходило похмелье. Все было уже не тем: слова, жесты, манеры. Я думал лишь о том, как бы остаться одному. А потом все начиналось сызнова. Изображать счастливца, удостоенного дыхания богов, мне становилось все труднее и труднее.
– Знаешь, что меня влечет к тебе? У тебя в мужском теле живет женская мягкость, Нежность, деликатность…
О господи! Опять это инь и ян! Женское начало! Мужское начало!.. От чего люди всегда должны искать какие-то рамки и стараться уместить в них всех и вся?
Продолжаться так долго не могло. Впереди маячила пропасть…
«Ты мечешься в поисках идеала, – поучал меня Руди-Реалист, – а его на свете никогда не существовало и не существует. Он – призрак, мираж. Винегрет из романов, фильмов и спектаклей, которые ты видел или читал».
«Ничего подобного! Ты – Нарцисс и ищешь не идеал, а самого себя. Вернее, ту женщину, какой бы ты хотел быть, если бы не родился мужчиной», – возражал Виртуальный Руди.
«Обратил внимание? Этот гребаный моралист философствует в стиле Чарли», – парировал Руди-Реалист.
«Если у тебя нет потребности отдать той, что лежит рядом с тобой, нечто большее и необъятное, чем просто эрекция, значит, тебе ничего не найти».
– Да о чем ты, – спрашиваю я.
«О восторге, благодарности, ласке»…
«Все, что он проповедует, – брезгливо заржал Руди-Реалист, – дерьмовый онанизм страдающего интеллигента. Бесплодие и тупик отживающего романтизма».
«Без такого онанизма, – визгливо перебил его Виртуальный Руди, – ты бы превратился в неандертальца».
Я слушал их бесконечные пререкания и думал, что, в отличие от нас, живых существ, бесконечно только Время. Оно, как Бог. А может, оно и есть Бог?! А все мы – лишь тонюсенькие свечечки на свирепом ветру существования. О господи, как я устал от самого себя!..
В последнюю ночь перед возвращением своей подруги Галатея пошла в наступление:
– Женись на мне, Руди. Я знаю о тебе все и буду тебе не только верной женой – любящей матерью. А когда станет нужно – непревзойденной нянькой…
Я обомлел: скользкая ящерка предчувствия проскочила где-то между сердцем и легкими, вызвав учащенный пульс.
В горле вдруг остро не стало хватать воздуха.
– Ты что – телепатка? – спросил я, криво улыбаясь, но все еще надеясь, что она ни о чем не догадывается и лишь неудачно выразилась.
– Нет, мне просто надоело лгать…
Я закусил губу. Мне вдруг стало не по себе: кто это постарался?
– Ты хочешь сказать, что лжешь мне? – все еще плутал я вокруг.
– Тебе? Нет! Ни в коем случае…
– Тогда про что ты? Может, объяснишь?!
– Про твою болезнь. Она меня не пугает, Руди. И наследство твое мне не нужно. Чем дальше, тем больше я тебя хочу. Мне тебя все время не хватает…
Даже в этот момент – обиды, ярости и унижения – у меня мелькнула мысль: Руди, а ведь тебе снова повезло… Но я мгновенно отогнал ее. Напружинившись, сел на постели и выдохнул:
– Это тебя Нику просветил?
Галатея молча кивнула.
– Откуда он знает?.. Кто ему сказал?..
– Он стал пасти тебя сразу, как ты приехал. Он ведь бывший капитан службы безопасности. Все твои данные записаны в анкете жильца в пансионе. Вот он и навел о тебе справки…
Я свесил вниз ноги и стал нащупывать тапочки. Она схватила меня и снова затащила в постель:
– Не уходи! Я расскажу тебе все!
Лицо у нее стало серым, напряженным, взгляд – колким, как стекло.
– Да, он сказал, что ты – американский гражданин, и с твоей помощью я смогу получить грин-карту.[16]Мне надоело быть подстилкой. Даже для подруги, понял?! Но когда я увидела тебя, я сразу поняла: ты – мой мужчина! Ты, ты и только ты! Я хочу тебя и только тебя. Больше мне никто не нужен. Для тебя я готова на все.
Нечто подобное я слышал от женщины впервые в жизни. Даже Лола не говорила мне ничего такого. А мне почему-то отчаянно захотелось бежать. Я так резко откинулся на спинку кровати, что ударился о нее головой и вздрогнул от сильной боли.
– Не хочу больше лгать, понимаешь? – била ее дрожь. – Неужели же за это я должна быть наказана?
Я пытался сообразить, как вести себя дальше.
«Что ты будешь с ней делать? – тихо шепнул Руди-Реалист. – Ты ведь сдохнешь от скуки с ней в этом швейцарском болоте».
– Руди, – еле слышно перебила его Галатея. – Ты – моя последняя надежда и любовь…
Она зажмурилась так сильно, что лицо ее стало белым, а руки вцепились в мои мертвой хваткой. Так не играют. Так боятся потерять. На такое способно только Оно, фрейдовское подсознание. Но во мне это ничего, кроме подспудного страха и сумбурного желания поскорее оказаться на улице, не вызывало.
Я ошалело молчал. Но решение уже было принято. Отстранив ее руки, я поднялся и нашарил на тумбочке рядом с постелью трусы.
– А как же грин-карта?
Лицо Галатеи стало похоже на застывшую гипсовую маску. Мною руководил только инстинкт: быстрее, еще быстрее! Так быстро, как ты только можешь! Она это сразу поняла:
– Ублюдок! Ненавижу! Я ведь предупреждала: если это только интрижка – оставь меня в покое! Два года я не поддавалась на дешевку, искала что-то настоящее. А ты взял и подсунул мне фальшивку!
Я пытался возразить, но из нее бил фонтан ненависти:
– Для тебя я была только вагиной, подонок!
– Думаешь, мне легко сейчас? – попытался отбиться я.
Но ее это взбесило еще больше.
– Убирайся! Лучше бы ты умер. Подох! К смерти не ревнуют, ревнуют к жизни…
