– Он ничего не мог поделать, – неуверенно возразила она.
– Мог. Он мог выпить что-нибудь, чтобы быстро умереть, должен был избавить ее от вида его страданий, когда она ничем не могла облегчить их. Но он твердо вознамерился растянуть этот отвратительный процесс на как можно больший срок, черт бы его побрал! – В его голосе слышалась не только злость, но и мука, и Фейт поняла, что все не так просто, как он пытается показать, что его глубоко терзает отцовское решение.
– Тебе тоже пришлось видеть, как он умирает? – предположила она.
– Нет, не пришлось! Он взвалил это все на хрупкие мамины плечи. Я даже не знал про несчастье, пока не получил письмо, в котором сообщаюсь, что он умер.
Она молча обнимала его, понимая, как больно оказаться отрезанным от семьи в такое время, это делает скорбь еще горше, еще глубже.
– Но сейчас твоя мама здорова?
Он вздохнул.
– Да, сейчас она здорова.
– Я навещу ее, как только приеду в Англию. Я хочу ей рассказать, как сильно люблю ее сына. Она захочет услышать, что у тебя все в порядке.
Он посмотрел на нее с мукой в глазах.
– Да, она захочет услышать, что у меня все в порядке. Она полюбит тебя, Фейт, даже не сомневайся. Она просто ничего не сможет с собой поделать.
А потом он снова любил ее, молча и с каким-то отчаянием, словно искал в ней забвения. И Фейт тоже искала забвения. Живи моментом, забудь о прошлом, не тревожься о будущем. Момент – это все, что имеет значение, именно этот момент, здесь, в этой постели, в этой гостинице, в Бильбао, с Николасом, ее мужем, ее чудом, ее любовью.
Дверь в комнату Мака скрипнула. Он притворился спящим, но пальцы украдкой нащупали нож, который лежал под подушкой.
– Тавиш, ты не спишь?
Он отложил нож и сел.
– Нет, девочка. Чего ты хочешь?
Ее лицо было мокрым от слез.
– Мне опять снятся плохие сны, Тавиш. Можно, я побуду здесь, с тобой?
Он откинул одеяло.
– Да, девочка.
Она запнулась и вытаращила глаза.
– На тебе нет одежды, Тавиш. Я пришла не для того, чтобы спать с тобой.
Он вздохнул.
– Просто забирайся в постель. Даю тебе слово, что не сделаю ничего плохого.
Она сузила глаза.
– Думаешь, я глупая цыганка, которая просто поверит тому, что говорит мужчина? Если ты попробуешь взять меня силой, Тавиш, я буду бороться. А потом мне придется убить тебя...
– Я думаю, что ты глупая цыганка, которая стоит там, заставляя мерзнуть нас обоих. Я дал тебе слово, Эстреллита, и не нарушу его.
Она осторожно прошлепала через комнату и забралась в кровать рядом с ним.
– Я не шучу, Тавиш!
– Просто ложись и заткнись, ладно? – Он притянул ее к себе. Она была напряженной и неуклюжей, как дикое животное, оказавшееся в ловушке.
– Ты приятный и теплый, Тавиш.
– Ага, – угрюмо согласился он.
Она стала устраиваться поудобнее, он застонал и прижал ее рукой.
– Лежи тихо, маленькая ведьма. У мужской выдержки есть свой предел.
В ответ она повернулась в кольце его рук и заглянула ему в глаза.
– Я думаю, ты хороший человек, Тавиш, – мягко сказала она. – Ты как большой теплый медведь, Тавиш. – Она метнула на него взгляд. – Мне нравятся медведи.
– А мне нравятся маленькие цыганские кошки. – Он застонал. – Эстреллита, девочка, ты убиваешь меня.
Она отдернула руку.
– Тебе не нравится?
– Нравится, даже слишком.
Она задумчиво уставилась на него.
– Я думаю, ты очень хочешь спать со мной, Тавиш.
– Да, я очень хочу тебя, Эстреллита.
Она сглотнула, и глаза ее медленно наполнились слезами.
– Прости, Тавиш. Я не могу. Я пришла только из-за ужасных снов. – Она начала подниматься, но он поймал ее и притянул обратно.
– Тише, девочка, тебе не нужно уходить. Мы прекратим все эти... нежности и будем спать. Ты же пришла сюда для того, чтобы спокойно поспать, а не ради большого, волосатого, похотливого шотландца. – Он уложил ее рядом с собой и уютно устроил в изгибе своего тела, накрыв обоих одеялом. – А теперь спи, моя маленькая кошечка, никто и ничто не потревожит тебя.
Она свернулась возле него калачиком и уснула; просто закрыла глаза и уснула. Женщины – удивительные создания, подумал он, подавляя болезненное желание в неудовлетворенном теле. Она удивительная. Она недостаточно доверяет ему, чтобы быть с ним как женщина, но может спать в его руках доверчиво, как котенок.
Она пошевелилась. Это будет долгая, бессонная, неудобная ночь, подумал Мак. Но он бы не променял ее ни на что на свете.
Глава 14
Величайшее счастье – обращать чувство в действие.
Мадам де Сталь
Они пришли на пристань рука об руку в слабом сером свете, который предшествует рассвету. Стивенс шел следом, неся нехитрый багаж Фейт и тихо разговаривая с Мортоном Блэком. Мак и Эстреллита замыкали шествие, идя рядышком, но не прикасаясь друг к другу. Даже пес Беовульф пришел проводить Фейт. Возможно, чтобы убедиться, что она действительно уехала, в расстройстве подумала Фейт.
Дул легкий бриз, и утреннее небо выглядело ясным и спокойным. Прекрасный день для морского путешествия.
Фейт отчаянно не хотела ехать. Она из последних сил держалась, чтобы не расплакаться.
– Почему я не могу остаться в Бильбао? Ты можешь ехать и делать то, что должен, а...
Ник обхватил ее лицо ладонями и мягко сказал:
– Не надо, любимая. Мы уже говорили об этом дюжину раз. Это просто невозможно. Твое присутствие здесь будет отвлекать меня. Ты должна ехать в Англию, к своим родным. Ты же говорила, что хочешь увидеть их, не так ли? Ты говорила, что скучаешь по сестрам...
– Да, конечно, но это не главное. Я могу подождать тебя, и мы поедем домой вме...
Николас резко отпустил ее и прошел оставшиеся несколько шагов до пристани один. Он встал спиной к ней, устремив взгляд на море. Ветерок усилился, паруса и снасти захлопали и нетерпеливо застучали, моряки что-то кричали и готовили корабль к отплытию. Фейт и мистер Блэк были единственными пассажирами, и капитан ждал их прибытия. Ему не терпелось поскорее отчалить.
Мортон Блэк взял сумки и поднялся по сходням.
Стивенс вышел вперед и дотронулся до руки Фейт.
– Не делайте расставание еще тяжелее, мисс. Это разрывает ему сердце.
Ее лицо сморщилось, она отчаянно боролась со слезами.
