Последовала долгая натянутая пауза, затем Джек произнес:
– Я не убийца. Я лишь преуспел там, где потерпели неудачу Томас Мор, Платон, святой Августин, Шарль Фурье, Карл Маркс и, как бишь его… Хаксли. Я создал не утопию – не выдуманный мир, которого не существует по определению, – а эйтопию. Первый слог от «эйфории», что по-гречески означает «хорошо». Эйтопия здесь и сейчас. И не отрицай, что мир благодаря мне стал гораздо приятнее.
– Приятнее, но не лучше. В том-то и дело. Теперь, когда мы познакомились и я увидел, какой вы на самом деле, уже неважно, убью я вас или нет. Ваши дни сочтены. Вы, со своими пятнами никотина на пальцах, запахом перегара изо рта и грубым манерами, вы – анахронизм, Джек. Вам нет места в новом мировом порядке. Для новой всемирной сияющей Религии Счастья™ вы – еретик. Лишний.
– Ха. Всего-то? И это все, чем ты хотел меня напугать? Так знай, я давно уже анахронизм. А что случится со всеми вами, мне все равно. Плевал я с высокой колокольни. После меня хоть потоп. Я умру, и мир для меня умрет. И наплевать мне, каким станет будущее – унылым, горьким или умащенным и сияющим. После моей смерти все умрет.
– А вы мне тут не тыкайте своим солипсизмом!
– А-а, – Джек был приятно удивлен. – Солипсизм. Заметил-таки. Знаешь свое дело.
– Конечно, знаю! – вскричал Эдвин. Он встал, простирая руки. – Я – редактор! Я все знаю! Голова моя битком набита ненужной информацией, я спать от нее не могу. Голова гудит от мыслей, беспрестанно гудит. Nemo saltat sobrius, Джек! Nemo saltat sobrius.
– Джеймс Босуэлл, – откликнулся Джек. – «Здравомыслящие не танцуют».
– Точно! Мир потерял своих пьяных танцоров. Остались одни объятья и бесконечные песни у костра, но больше нет диких пьяных плясок жизни. И все из-за вас.
– Нет. – Джек, похоже, впервые рассердился по-настоящему. – Это не моя вина. Я дал людям то, чего они хотели: не свободу с ее бременем ответственности, а защиту. Защиту от необходимости думать. От самих себя. Я знаю, что нужно людям, – не свобода, а счастье. А эти понятия часто исключают друг друга. Я покажу тебе кое-что.
Он достал полупустую коробку, порылся в ней и достал фотокарточку в рамке. На фото молодой человек (где-то 1973 год) с забавными бачками и в нейлоновой рубашке. Смотрит в объектив с нескрываемой враждебностью.
– Аллан, мой сын, – сказал Джек. – От первого брака. Когда жена меня бросила, ему было двенадцать, он рос в Силвер-Сити, потом в Фениксе. В конце 1960-х – начале 1970-х стал совершеннолетним. Почему я был уверен, что книгу раскупят? Из-за Аллана. Он прошел через психоделические наркотики, трансцендентную медитацию и транзактный анализ. Каждое направление поп-культуры, каждое дурацкое повальное увлечение – он все перепробовал. И что? Теперь работает в Кливленде, в страховой компании – кормится человеческим страхом смерти и будущего – и постоянно меняет психотерапевтов. Аллан не аномалия, он в авангарде. Он даже прошел курс воспоминания о прошлых жизнях. Оказывается, он был королем, представляешь? Почему-то никто не вспоминает, что был безграмотным крестьянином, сдохшим от чесотки и зарытым в болоте. Что ты. Все мы особенные, если не в этой жизни, то уж в прошлой. Аллан, оказывается, страдает всеми современными недугами. Один терапевт нашел у него синдром хронической усталости, другой – расстройство от недостатка внимания со стороны взрослых. Весьма противоречиво, нет? На сеансах гипноза он вспомнил, что в детстве я грубо с ним обращался. Это чушь собачья. И он бросил бы меня за решетку, если бы психотерапевта не вывели на чистую воду. Эти липовые подавленные воспоминания тем не менее все еще имеют для него значение. «Даже если это и неправда, – сказал он, – ты все равно за них в ответе». Потом он написал мне эту эгоистичную Декларацию Независимости – в сорок пять лет, представь себе, – где назвал меня плохим отцом и заявил, что наконец-то позволил себе состояться и все такое прочее. Я ответил ему, что он козел ебаный. После этого о нем ни слуху ни духу.
– Но какое отношение это имеет…
– Не перебивай, – сказал Джек. – Ты же хотел знать, откуда взялась эта книга. Благодаря Аллану, моему сыну. Пару лет назад у них родился ребенок. Когда я приехал посмотреть на внука, Аллан вышел из комнаты. «Не хочу быть с тобой в одной комнате», – сказал он. Но затем вернулся и понес, что я его толком не растил, я виноват, что он развелся и что… в общем, во всех его неудачах, крупных и мелких, виноват не он. Я уже говорил, что Аллан не аномалия. Таких большинство. Поэтому когда я решил написать книжку и заработать кучу денег, я подумал: а какое дерьмо купил бы мой сынок? Какое успокоительное послание придется ему по вкусу? Что сейчас в ходу? Что принесет больше всего денег? Тогда появился Тупак Суаре и «Что мне открылось на горе».
У Эдвина заболел желудок. От «Южной отрады», жары или услышанного? Возможно, от всего сразу, но общее воздействие оказалось тяжким. Обострилась язва, тело стало горячим и липким.
– И все? – спросил он. – Вот так кончится мир – не взрыв, а теплые пушистые объятия?
– Эдвин, взгляни фактам в лицо. Время скандалистов миновало. Грядет Век Приятности, с этим ничего не поделаешь. Причина не во мне, я лишь подтолкнул то, что есть. Книга просто вовремя появилась. Она не опередила свое время, она появилась вовремя.
– Zeitgeist, – сказал Эдвин. – По-немецки это…
– Я знаю. Да, ты прав. Я уловил дух времени. Наш Zeitgeist. Апокалипсис после Рида. Возвращение в Эдем. Наш белый флаг капитуляции.
– Кстати, Рид, – встрепенулся Эдвин. – На обороте одной страницы есть пометка. Об Оливере Риде. Почерк корявый, словно вы писали пьяным.
– Может быть.
Джек предложил Эдвину выпить, но тот отказался.
– Сигарету?
– Пытаюсь бросить. – Эдвин повертел «Зиппо», посмотрел на Джека и спросил: – Одно не возьму в толк. Оливер Рид – как он сюда вписывается?..
– Никак, – ответил Джек. – В том-то и дело. Во взгляде Эдвина читалось недоумение.
– Когда-нибудь, – начал Джек, – будущие антропологи докопаются до сути нашего времени, восстановят наши ошибки и промахи и, несомненно, установят точную дату нашего поражения: 2 мая 1999 года. День смерти Оливера Рида.
– Этого второсортного актера? Но почему?
– Оливер Рид – не просто актер, он Последний Скандалист. После него все покатилось в тартарары. За Олли! – Джек поднял стакан, обращаясь не к Эдвину, а к пустоте. Затем повернулся и сказал: – Ты знаешь, как он умер? Знаешь, где?
Эдвин покачал головой. Какая разница?
– Оливер Рид умер на Мальте – он перепил моряков английского военно-морского флота. Влил в себя десяток пинт пива и дюжину порций рома, после чего пил с матросами «Камберленда». Он ставил и ставил им выпивку, но они не выдерживали. Сдавались и уходили, шатаясь. А Оливер Рид умер победителем. Умер на полу в баре, а на прощание, как последний привет, оставив матросам счет: больше семисот долларов. Что называется, посмеялся последним.
