— Я даже не видел проблеска молнии, — подал голос один из резчиков рампа.
Все застонали, точно монахи-флагелланты, истязующие себя плетью, и дружно рухнули на колени.
— Эй, чего это вы? — спросила Пух, захлопывая за собой дверь.
Ни слова в ответ. Я чувствовал руки, скользящие по моим сапожкам.
— Привет, Пух, — встретил я ее широкой неуверенной улыбкой.
— Какого черта? Что здесь происходит? — Пух подошла поближе, с недоумением оглядываясь.
— Ле Люп должен это узнать! Немедленно! Куда он подевался, Пух? — прошептала Мери Блаженная, не отрывая от меня глаз.
— А в чем дело? Зачем он вам понадобился?
— Эта девочка — реинкарнация Сарры! — возвестила Стелла.
— Или, может, дальний ее потомок, — предположил резчик рампа, и все злобно зыркнули на него глазами. — В смысле — в котором она получила реинкарнацию, — поспешно уточнил он.
— Чего? — Пух изумленно вылупилась на меня, и я смущенно опустил глаза. — Сначала она, видите ли, Ши-ра из мультика, а теперь, оказывается, еще и святая, черт побери? — Пух сплюнула.
Все дружно заахали — и три пары рук тут же закрыли мне глаза, уши и нос, чтобы защитить от грубости, переполнявшей Пух. Однако ее слова все равно глухо доносились до меня.
— Так вы хотите знать, где Ле Люп? Он отпаривает пылесосом салон своего «Транс Американ», который заблевала ваша святая. А сама, между прочим, вылезла оттуда, как конфетка!
— О-о, я ощущаю присутствие! — простонал посудомойщик, отрывая ладони от моих глаз. — Жжет!
Руки, отнятые от моих ушей и носа, тоже оказались такими горячими, что на них пришлось дуть, как на картофелины, вынутые из костра.
— Так ты говоришь, что она заблевала весь тягач Ле Люпа? — неспешно переспросила Стелла.
— И еще ваша святая выжрала весь мой убойный виски, который вы без устали сосете у меня!
— И что — ни капли на себя? — дрожащим голосом спросила Петуния.
— Само собой! А вот меня замарала — будьте здоровы!
— Пух, почему же ты сразу не рассказала нам об этом? — едва выговорила Мери Блаженная.
— Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя! — подхватил кто-то.
— Что происходит? — взъярилась Пух.
— А мы столько времени ждем знамения, — благостно произнесла Стелла, массируя мне икры. — Теперь «Три Клюки» прославятся на весь мир!
— Почище старого Джакалопа с его обдиралами! — восклицала Петуния, осыпая торопливыми поцелуями мои ступни.
— Да что вы ей под ноги попадали? Ну, ладно, шутка окончена. Слышите, разыграли, ха-ха-ха! Все, теперь мне надо отвести Ши-ру к Ле Люпу на помазание, так что будьте добры, раздвиньте ноги…
— Стелла, не забудь напомнить Ле Люпу, что ее нельзя помазать. Она уже святая ящерица, — сказала Мери Блаженная.
Пух уставилась на меня непонимающим взором.
— Да она же шлюха, обыкновенная потаскуха, такая же, как все вы. И не надо искать в ней святое, договорились? Она будет зарабатывать свое счастье на спине, каждый вечер. Займитесь-ка лучше своими делами и перестаньте сходить с ума. — И Пух потянулась, вылавливая мою руку в окружившей толпе.
— Сара не такая, как ты, Пух, — возмутился Лаймон, одергивая ее и не поднимаясь с колен. — Она потеряла свои внутренности. Господь может забрать ее в любой миг.
С этого момента Пух смотрела на меня не отрываясь.
— Похоже, тут без меня что-то случилось… — Она попятилась к двери. — Вижу по твоим глазам, гадюка. Наверное, ты их заворожила, но со мной этот номер не пройдет! И Ле Люп твоим чарам тоже не поддастся!
— Пух, если бы на в самом деле была черной змеей, как бы она могла пройти за пепельные деревья? Ты же знаешь, что эти деревья — непреодолимое препятствие для черных змей! — заявила Стелла.
— В принципе, могла проскользнуть, обернувшись сначала крысой. — предположил резчик рампа, постоянно строивший альтернативные догадки о моем происхождении.
Никто даже не обратил внимания на эти слова.
— Я уже поняла, откуда ветер дует, и с чего это вы все спятили разом! Ладно, Ле Люп быстро приведет вас в чувство. И ты, — ткнула она в меня пальцем, — заплатишь за это. За все заплатишь. — Пух развернулась и бросилась по ступенькам вниз.
— Несите бережно, как будто у вас в руках томатные клецки, — распоряжалась Стелла, возглавлявшая толпу. Я качался вверху, поддерживаемый со всех сторон одними кончиками пальцев. Все боялись на меня дышать, от самого дайнера «Трех Клюк», не давая мне сделать ни шагу, чтобы я не утомился до прибытия телерепортеров и газетчиков.
— Она легче воробьиного пука, — не преминул высказаться резчик лука.
— Сколько бы ты весил, если бы из тебя кишки повылезали, — прошипел в ответ посудомойщик.
На них тут же зашикали и стали сносить меня по алюминиевым ступенькам, распевая: «Должен Иисус нести крест в одиночку?» в тональности «ля»:
— «Должен Иисус нести крест в одиночку,
Чтобы весь мир сделать свободным?»
— пели они.
Я смотрел, как серые тучи наползают друг на друга, словно на цирковом представлении.
— «Нет, нет — каждому крест,
Кто-то принес мне добрую весть…»
Как будто я лежал на множестве упругих ватных палочек.
— «Мне б до могилы крест донести,
Чтобы свободу с ним обрести…»
Сладкий озоновый запах дождя и низкого неба надо мной наполнял меня признательной негой.
— «И когда придет конец,
Понесу я свой венец!»
Я расставил руки по сторонам. «Крестообразно» — не преминули отметить несущие меня, с дружным стоном, исполненным удовлетворения.
— «О крест драгоценный!
О венец славы!
О день воскрешенья!» — застонала толпа, и я стал подвывать то же самое.
— «Вот уже ангелы сходят с небес…» — тут кто-то снизу стал пощипывать мою ягодицу.
— «Душу мою отселе унесть…»
— Лаймон! — сердито прошипел женский голос, и я ощутил, как кощунственная рука мгновенно убралась.
Закрыв глаза, я поплыл дальше над толпой. В это момент я представил, что Сара рядом. Я протянул ей руку, и она вложила в нее свою ладонь.
— «Кто-то отдал жизнь свою за бесполезную душу мою…» — продолжалась песня, вскоре сменившись новой: «Ко кресту пригвожденный» в тональности «фа».
Я улыбнулся своей мамочке. Она терпеть не могла романтических спиричуэле, но временами ей нравились те, где пелось о крестных муках Иисуса.
— Любой дальнобойщик так с тобой и поступает, — негодовала она, узнав, что какая-то ящерица «просветилась». — Убеждает, что он и есть Тот Самый, чтобы потом бросить. И что делать потом? Тьфу! — плевалась она. — Взамен любви — один обман. И чертовы доллары… Уж лучше сразу — гвоздями к кресту!
