— Езжай домой, — сказала я.
Мы столько просидели в банкетном зале, что экскурсия успела закончиться. Франсуаза вернулась посмотреть, что стряслось.
— Прости, — сказала я Тони. — Из-за меня ты пропустил рассказ. Это Тони, — объяснила я Франсуазе. — Мы встречались в Англии. У нас были общие знакомые.
У него был такой вид, будто его ударили. Мне было жаль его, но я ничего не могла поделать. Франсуаза протянула ему руку. Он автоматически пожал её. Я подумала: как жаль, что он не может забрать с собой Франсуазу. Они так подходят друг другу. Он хороший человек.
Она смотрела на него с неуверенностью.
— Хотите присоединиться к следующей экскурсии? — спросила она.
— Нет, — твердо ответила я за него. — Не думаю. Ты же не хочешь, Тони?
Я поцеловала его в щеку. У него был незнакомый запах. Кожа его была холодной, наверное, от волнения.
— До свидания, — сказала я. — Лучше не возвращайся. Здесь ничего для тебя нет. Ничего хорошего.
Он послушно вышел. Когда он скрылся из виду, я рухнула на деревянный сундук и стала ждать, когда меня перестанет трясти. Больше всего меня тронуло и огорчило его упорство, его решимость во что бы то ни стало меня разыскать. Он пробивался через дебри бюрократии и равнодушия. Разве это могло не тронуть? Но что делать. Я ничем не могла облегчить его страдания. Его боль уже не была моей болью. Он взрослый мужчина. Должен сам справиться. У меня другие обязательства. Он должен как-то найти способ чувствовать себя цельным человеком, а не так, будто от него отрезали кусок.
Я сидела у входа, когда подошла Франсуаза со следующей экскурсией.
Она тронула меня за плечо.
— С тобой все в порядке? — шепнула она.
— Да.
— Твой друг был ужасно расстроен, — она старалась, чтобы в голосе не прозвучало любопытство.
— Я знаю.
— Он ещё придет?
— Нет, не думаю.
Я имела в виду, что если и придет, это ничего не изменит.
Я совершенно забыла про Мэла. Зашла в кухню, чтобы попить, и взяла стакан в сад. Он сидел в шезлонге, закинув руки за голову.
— Это частная территория, — холодно сказала я.
— Правда? — Он открыл глаза и ухмыльнулся. — Ну и отлично, потому что это частный визит. Мы так и не закончили нашу беседу, вот я и подумал, что ты не станешь возражать, если я подождать тебя в саду — как друг, как бывший друг. — Он кивнул на стакан апельсинового сока. — Вкусно, наверное, — сказал он. Я проигнорировала намек.
— Лучше иди в мой кабинет, — сказала я.
Он хмыкнул.
— Твой кабинет, — передразнил он, плетясь за мной по коридору. — Вот где ты совершаешь тайные сделки, да?
Я вела его длинными коридорами, и наконец открыла дверь кабинета.
— Садись, — бросила я.
Он сел, вытянув ноги и не вынимая рук из карманов.
— Мне придется тебя обыскать, — сказала я.
Он расхохотался.
— Вообще-то я тут набросал списочек вещей, которые запросто могли бы бесследно пропасть. Хочешь взглянуть?
— Только тронь что-нибудь, и полиция схватит тебя быстрее, чем ты сосчитаешь до одного.
Он прищурился, скрывая удивление.
— Погоди-ка минутку, — сказал он. — По-моему, ты не в том положении, чтобы мне угрожать. По-моему, это у меня на руках все козыри, значит, мне и условия ставить. Потому что если ты не в настроении поделиться своим грандиозным наследством с партнером по бизнесу, то я расскажу этой милой семейке, которую ты обманным путем лишила прекрасного поместья, что ты стареющая домохозяйка из Сток-он-Трент.
— Ну и пожалуйста, — сказала я. — Только, увы, тебе от этого никакой пользы не будет, потому что они и так знают.
Последовала пауза. Я наблюдала, как менялось его лицо.
— Боже правый, да ты просто талант, — наконец, произнес он. Поразительный талант, мать твою. Я на минуту даже поверил.
— Советую верить и дальше, — сказала я, — ибо это чистая правда. А скоро и полиция узнает. Я собираюсь им все рассказать. И о ваших с Крис делишках, и откуда эти деньги.
Я наблюдала за его реакцией. Лицо ничего не отражало: злобная, жесткая маска. Меня огорчало, что Крис, наверное, даже не предполагала, как легко и безболезненно можно было от него избавиться. Но, может, она его любила; или их связывали противоречивые, болезненно переплетенные нити — наподобие тех, что опутывали меня и Тони.
— На твоем месте я бы ретировалась, — сказала я. — Гнала бы машину день и ночь. Чтобы оказаться как можно дальше отсюда.
Я ждала, какой будет реакция. Вряд ли он применил бы силу, но я все ещё считала, что он умнее меня. Я думала, он найдет достойный ответ, думала, у него припрятано в рукаве последнее слово. Но у него ничего не было.
— Ты блефуешь, — устало проговорил он. — Лгунья ты.
Я сидела, сложив руки на коленях, и ждала.
— Господи, — сказал он, — да ты лучше всех. Несомненно. Мы бы с тобой горы своротили, ты и я. Прославились бы на весь свет.
Я улыбалась и продолжала ждать.
— Ты ведь лжешь, да? — сказал он уже гораздо менее уверенно.
Я открыла ящик стола.
— Что ты делаешь? — нервно спросил он.
Я достала конверт. Протянула ему.
— Что это?
— Семьдесят тысяч семьсот сорок пять франков, — ответила я. — Все, что оставалось у Крис. Я закрыла счет сегодня утром. Возьми их. Пусть это будет компенсация.
Он робко взял конверт и открыл.
— Ой, ради бога, — сказала я, — не стоит пересчитывать. Просто бери их и катись отсюда.
Он с сомнением смотрел на деньги.
— Ты блефуешь насчет полиции, да?
— Нет.
— То есть ты все обдумала как следует и решила со всем этим покончить? — Он поверить не мог. Качал головой. — Да какого черта-то? Я думал, ты умнее.
— Я не со всем покончу. Я перестану быть Крис.
— Так это одно и то же.
— Боюсь, что так, — сказала я.
Он был очень напуган, но успешно скрывал это. Смотрел, как будто вдруг потерял ко мне всякий интерес, словно я уже не достойна его внимания.
— Ну что ж, — сказал он, сгребая банкноты. — С чем тебя и поздравляю. Это немного не то, на что я надеялся, но принимая во внимание сложившиеся обстоятельства, это лучше, чем ничего. Увидимся как-нибудь.
Остаток дня я приводила в порядок дела. В половине седьмого, когда коз пригнали с пастбища, птице задали корм, овец напоили, и рабочие сыроварни засобирались по домам, я неспешно вернулась в замок, отыскала номер, который оставил мне Пейрол, и позвонила. Потом пошла на кухню. В воздухе витал густой аромат чеснока. За окном ребятишки резвились в лучах уходящего солнца. Селеста лежала в шезлонге, курила. Tante Матильда резала на салат помидоры. Франсуаза мыла фасоль в дуршлаге под краном. Это моя семья, подумала я. Открыла рот, чтобы заговорить, и не смогла. Не доверяла своему голосу.
