Я закрыла глаза, хотела вспомнить того мужчину, который меня любил, но перед глазами были только пустота и темень.
Охранник вернулся за свою стойку, снова развернул газету, посмотрел на меня и улыбнулся:
— Ну и что, дождались наконец? — У него был приятный голос.
— Да, — ответила я, — дождалась.
Я шла пешком через весь город. Холодное утро сменилось почти летним днем.
Солнце, отражаясь в стеклах высотных зданий, слепило, обе стороны улицы были залиты солнечным светом нереального мира. И не было у улиц тенистой стороны. Дворец культуры[41]блестел, как лакированный.
Я видела едущие машины, идущих людей, дома, витрины магазинов, видела меняющиеся огни светофоров: зеленый, желтый, красный и снова зеленый, желтый, красный, — мне до всего этого не было дела. Я тонула.
Возле вокзала я зашла в магазин, взяла корзину, прошла мимо сыров, круп, сахара, мяса и овощей. Любое решение было для меня непосильным. Слишком громко, слишком светло, слишком много. Я оставила пустую корзину у кассы и вышла. Лестница вела вниз, в подземелье вокзала, из прибывшего поезда высыпала толпа. Равнодушно глядя на людей, я подождала, пока не опустел поезд, и вошла в последний вагон. Электричка отошла только через двадцать минут, я могла бы успеть что-нибудь купить в магазине, с пользой провести время, но меня оставили силы. Мне необходимо подумать, понять, что произошло. «Может быть, он меня не любил? — мелькнула в голове мысль, и мне стало дурно. — Нет, так я могу далеко зайти. Просто что-то кончилось, но я не могу все перечеркнуть. Тогда у меня ничего не останется. Он любил меня. Когда-то он меня точно любил. Мужчина любит женщину, на которой хочет жениться».
Я даже не заметила, как поезд тронулся. После станции Осмотри вошел контролер. Я протянула свой билет.
— Он не прокомпостирован, — сказал он с удовлетворением. — Пожалуйста, документы.
Я посмотрела на контролера. Он начинал немного лысеть, лоб обрамляли зияющие полукружия. Я уставилась на него, не очень понимая, чего от меня хотят.
— Прокомпостируйте, — примирительно сказал он мне.
— Хорошо, — ответила я и даже не пошевелилась. Смотрела в окно.
— С вами все хорошо? — Контролер наклонился ко мне.
— Да, наверное, да.
— Давайте я пробью вам. — Он взял мой билет и, к удивлению пассажиров, направился к компостеру.
— Спасибо, — поблагодарила я, когда он вернул мне билет, и снова отвернулась к окну.
— В следующий раз компостируйте, — сделал замечание контролер.
— Обязательно, — ответила я.
Он посмотрел на меня, как будто бы я была не в своем уме. Я не нуждалась в жалости. Справлюсь, всегда справлялась сама.
Можно ли любить того, кто нас не любит? Можно. Именно так и будет со мной. Я не стану проклинать судьбу — возможно, таково мое предназначение. Зачем сопротивляться ему? Ведь я могу сохранить все то прекрасное, что уже выпало на мою долю. Некоторым вообще не случалось любить. Мне случилось. Судьба и так меня наградила. Я еще научусь радоваться тому, что встретила Адама, когда-нибудь я научусь этому радоваться. Я это знаю.
По крайней мере я умею любить. Не беда, что безответно. Через пару лет это перестанет мне мешать.
Я вышла на своей станции и медленно побрела к дому. Остановилась у своей калитки, потом повернула к Уле. Я не могу притворяться, будто мне неизвестно, как она обманула Адама. Уля — близкий мне человек, разве можно жить и дружить с таким грузом? С ней я тоже должна поговорить.
Я позвонила. Мне открыл Кшись.
— Привет, Ютка. Ты чего так официально? Через ворота?
— Мне надо поговорить с Улей. — Я прошла мимо Кшися и увидела Улю, которая чистила картошку.
— Пообедаешь с нами? — Уля засуетилась, собрала картофельную кожуру в мусорное ведро, вытерла стол.
— Нет, спасибо, я хочу с тобой поговорить.
— Ты чего так официально? — Уля улыбнулась, она даже не заметила, что повторила вопрос Кшисика. Это и является признаком удачного замужества?
Мы вышли на террасу.
Я ВАМ ПОКАЖУ!
Я раскладывала письма в кучки. Сидела на полу в большой комнате, Борис лежал на тахте, мне пришлось его туда втащить, у него не было сил забраться. Натопила камин, стало тепло, только мое сердце не желало оттаять. Я должна чем-то себя занять, чтобы не думать. Если буду занята, не останется времени чувствовать.
Дорогая редакция, дело о разделе имущества длится уже более трех лет… — юрист, стопка справа.
Дорогая редакция, на всем теле выступила сыпь красного цвета, она чешется, и поднялась температура, хотя я делаю компресс из простокваши… — врач, стопка слева.
Дорогая редакция, без явных причин ушел муж… — я, кучка на тахте, возле Бориса.
Дорогая редакция, я хочу развестись и не знаю, как написать заявление и сколько это стоит… — юрист, вправо.
Дорогая редакция, моя дочь сделала себе татуировку на бедре в виде пантеры… — я.
Дорогая редакция, я хотела бы работать с дельфинами, куда мне обратиться… — я, тахта.
Дорогая редакция, я хотела бы взять на воспитание ребенка, как это сделал Джек Николсон в фильме «Шмидт», сообщите мне адреса… — я.
Дорогая редакция, я заплатила за амулет счастья сорок два злотых, потому что у вас была реклама, а счастья как не было, так и нет, пожалуйста, верните мне деньги… — я.
Дорогая редакция, моя жена во время интимных отношений засовывает мне бусинки, правда, мне стыдно признаться куда. Является ли это поводом для развода… — юрист, или я, или проктолог.
Дорогая редакция, ваш журнал — грязная пресса… — архив, без ответа, под стол.
Дорогая редакция, умоляю, помогите… — без обратного адреса, в архив.
Дорогая редакция, настоящим письмом сообщаю, что мой сосед Ярослав Клызь имеет фирму и пользуется электричеством от столба, за которое не платит налогов и вообще ничего… — без подписи, в корзину.
Дорогая редакция, я написал в классной работе, что Телимена[42]в «Пане Тадеуше» — крутая тетка и получил двойку. Это справедливо или нет?— я, Борис.
Мне — 65 писем, 70 — обратно в редакцию, специалистам. Есть чем заняться в ближайшие дни.
— Мама, почему здесь такой бардак?
